Черная сирень

Поджарый высокий парень прижимал растрепанную шестнадцатилетнюю девчонку к обшарпанной стене подъезда. Грубо, напористо, он преследовал сейчас только одну цель: поскорее поймать губами ее губы.

Снаружи остался вечер, второй помощник осени, там же, за дощатым столом во дворе, остался старший брат паренька, прижимавший замусоленные тузы и семерки к узкой грудной клетке. Брат отрывисто затягивался папиросой, на которую давно уже косил глаза его товарищ.

Ноги девчонки едва прикрывала коротенькая юбка, капроновые, совсем не по погоде колготки, приумножали не только ее женскую силу, но и хроническое воспаление придатков.

Дома у девчонки, в квартире этажом выше, пьяный отец порезал себе палец, раскупоривая бутылку водки с «козырьком». Разозлившись, он тут же вспомнил о том, что дочери до сих пор нет дома и погано обругал ее мать, сунувшуюся было к нему с бинтом и зеленкой.

В квартире у паренька, в соседнем, точно таком же доме, его пьяный отец, подняв вверх указательный палец, зачитывал стихи Ахматовой двум раскрасневшимся от вина женщинам, работницам детской поликлиники.

Появилась мать паренька и, повернувшись ко всем задом, принялась готовить своим мужикам ужин.

Загромыхали кастрюли, отец повысил голос:

Идет домой неверная жена,
Ее лицо задумчиво и строго,
А верную в тугих объятьях сна
Сжигает негасимая тревога.

Одна из женщин, та, что помоложе, встала и с зачарованным, тягучим выражением на лице, подошла к окну. Она оперлась о подоконник, заставленный трехлитровыми банками с огурцами и капустой, и уставилась в сумрак, в дым далеких труб теплоэлектростанции.

Меньше чем через час, когда отец неверным шагом добредет до своей разостланной постели, мать достанет припрятанную в холщовый мешок с картошкой бутылку дешевого вина, выпьет залпом стакан, сунет ноги в резиновые сапоги и, прижав к груди алюминиевый таз, пойдет во двор развешивать белье, а заодно выпроводит своих холостячек-подруг.

Пользуясь ее отлучкой, в квартиру забежит старший сын и стащит из ее кошелька тридцать рублей.

Он сегодня снова проигрался.

Паренек, промурыжив малолетку в подъезде, отпустит ее, тугую, упрямую, домой к отцу, хлопнет дверь подъезда, спичка обожжет палец.

Нет, домой пока нельзя, дома думать невозможно…

И тогда он впервые поймает за тонкий хвостик мысль о женской сущности, о ее непоследовательности и двойственности.

Как ни сопротивлялась ему девчонка, он прекрасно чувствовал, как сильно она на самом деле не хотела от него уходить.

Размышляя об этом, он долго будет стоять в осени, такой контрастной в своей безразличной, глубокой свежести с горячими губами девчонки.

Через год ему придется идти в армию – все равно отчислят, да и чужой он на курсе.

А через месяц он сломает девчонку. Она не только придет к нему утром, когда от пруда будет совершенно по-особому стелиться туман, она еще и про любовь, глупая, говорить начнет…

Осень уже разгуляется не на шутку, порвет на зябкие клочья воздух, расшвыряет по окнам мертвые листья, и в этом пьянящем распаде, так точно, так безжалостно отражающем их жизнь, он окажет единственно возможное сопротивление – пообещает на ней жениться.

21

Прошло полгода, за которые Галине удалось сделать невероятное – полностью интегрировать Мигеля в семью.

Катюша, которую Мигель, с гибким графиком его работы, теперь частенько дожидался из школы с горячим обедом, уже успела проникнуться к нему всем своим невинным сердечком.

Мать хотя бы прикусила язык.

И только бабуля все так же продолжала едва заметно усмехаться.

Родик, у которого (что вовсе не удивительно) не срослось на новой работе, разжился, проходимец, деньгами и свалил на Гоа.

Общие знакомые доложили, что уехал он с какой-то молодой женщиной.

Ну что ж…

Примерно такого поворота и следовало ожидать.

Он начал стареть (ну а как же, он-то что думал?) и, оказавшись без ее грамотно выстроенной психологической поддержки, без ее надежного плеча, без ее заботы и терпимости, этот красивый, но хлипкий дубок, закачался на изменчивом ветру, готовый вот-вот рухнуть.

Заморочил голову очередной пустышке, пофилософствовал (он это умел – порассуждать о глубине жизни!) и сдался почти без боя, оставив Галине и дочь, и свою привычную сытую жизнь в подарок чужому кубинскому дяде.

Да и ладно, кобыле легче…

А дочка со временем совсем привыкнет без него, как привыкла Галина к предательству своего отца.

Мигель же, под ее чутким руководством, начал стремительно расти.

Тщательно проанализировав возможные источники его дохода, Галина составила план, в рамках которого направляла все движения своего любовника. Так, по умолчанию, она стала его личным менеджером.

Для начала Галина закидала рекламными объявлениями о таланте сожителя все возможные ресурсы в соцсетях, затем связалась с другими ночными клубами, предложив сотрудничество, вычленила платежеспособных клиенток для частных занятий латиноамериканскими танцами (это было для нее совсем не просто!), и рабочий день Мигеля потихоньку заполнился под завязку.