Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

Социальная сплоченность – сложное явление, но если рассуждать о ней с осторожностью – с учетом огромных различий во времени и месте – то, согласно теории разбитых окон, в Англии в период Черной смерти отмечался относительно низкий уровень беспорядков.

Эта теория, на которую опирается бо́льшая часть современных криминалистов, утверждает, что физическая среда поддерживает психологическую так же, как балка держит крышу. Что это значит? Разбитые окна, грязные улицы, брошенные машины, заколоченные витрины, пустые, покрытые травой и мусором участки земли словно кричат: «Здесь нет главных». А когда власть и лидеры теряют свои позиции, люди становятся более склонными к беззаконию, насилию и отчаянию, точно так же, как побежденная армия становится более склонной к панике, если офицеры не в состоянии обеспечить твердое руководство.

Англия в 1348 и 1349 годах вряд ли избежала физического или эмоционального хаоса, но достаточно таким людям, как Джон Ронвик, взять ситуацию в свои руки – чтобы собирать урожай, обрабатывать землю и поддерживать состояние зданий, вести записи, комплектовать суды, – и уже появляется ощущение, что страна не сползает в анархию, что эта власть никуда не исчезла. Их твердое руководство, возможно, помогло поддержать порядок, самодисциплину и законность в очень трудный для страны момент.

Глава IX Головой на запад, ногами на восток

Лондон, ранняя осень 1348 года

Ночная прогулка по средневековому Лондону, вероятно, заняла бы всего двадцать минут или около того, но вот дневное путешествие – совсем другое дело. На узком отрезке между зловонной рекой Флит (на западной границе) и лондонским Тауэром (на восточной границе) умещалось от шестидесяти до ста тысяч беспокойных душ и, по крайней мере, такое же количество шумных цыплят, свиней, коров, собак, кошек, волов, гусей и лошадей, а также бесчисленное множество тележек и повозок. Весь этот хаос был сосредоточен в переулках, ширины которых едва хватало для того, чтобы там мог развернуться упитанный мужчина. Летописец, говоривший о Лондоне как об «одном из самых превосходных городов в мире»[610], возможно, имел в виду прекрасные, обнесенные стенами сады и церковные площади столицы, но он, скорее всего, просто заблуждался, поскольку навязчивый шум средневековой городской жизни находился всего в нескольких ярдах даже от этих оазисов спокойствия. Городские звуки раздавались уже при первых лучах солнца – звон колоколов, жалобные крики животных на скотобойнях, скрип деревенских телег, направляющихся холодным утром к Чипсайду, главному торговому району Лондона. Когда утреннее солнце всходило над собором Святого Павла, город, обнесенный стеной, позевывая, распахивал свои ворота, и со стороны Кау-лейн, Чикен-лейн и Кок-лейн в северо-западные пригороды столицы потоком устремлялось все изобилие продуктов из английской сельской местности – «красивые, гладкие луга, пересеченные пресными ручьями, которые с веселым гулом крутят мельничные колеса»[611].

На Шамблз и Батчер Роу, прямо у входа в Новые ворота лондонской стены, происходила сортировка товаров: мясники в окровавленных фартуках отбирали здесь крупных животных для забоя, а остальные товары направлялись прямо на Чипсайд, улицу, расположенную в нескольких сотнях ярдов к югу. Представьте себе торговый центр, в котором все кричат, от покупателей дурно пахнет, и редко кто из них может похвастаться наличием передних зубов, а музыкальным сопровождением такого шопинга служат звуки со скотобойни на дороге. Это и есть Чипсайд, самое оживленное, самое грязное и шумное место в средневековой Англии. На улице располагалось свыше четырех тысяч отдельных рыночных прилавков, здесь толкались сотни музыкантов и нищих, бесчисленное множество жуликов и мошенников, а также зеваки, кабатчики и разносчицы эля. Может быть, и правда, как утверждал один летописец, «жители Лондона больше всех славились своими прекрасными манерами»[612], но ни один из этих благовоспитанных лондонцев не жил в Чипсайде.

Чипсайд, главный коммерческий центр Лондона, был еще и местом, куда люди приходили посмотреть на других и показать себя. Весной 1348 года здесь можно было встретить восьмилетнего Джеффри Чосера или совершающего моцион сэра Уолтера Мэнни, одного из великих офицеров короля Эдуарда, или Джона Рикенера, который позже прославился как проститутка по имени Элеонора. Согласно отчету Корпорации лондонского Сити, однажды ночью, уже после чумы, Рикенер «был обнаружен в женской одежде в конюшне возле переулка Сопер, где он совершал отвратительные, неприличные и бесчестные действия в отношении Джона Бритби»[613]. Бритби, по-видимому, принял Рикенера за женщину и, обнаружив свою ошибку, пришел к выводу, что идеальных людей не бывает.