Среди бедняков больше всего от сложившейся ситуации выиграли крестьяне. Крепостничество, пришедшее в упадок еще до смертности, теперь начало исчезать полностью. Во второй половине четырнадцатого века человек мог просто взять и покинуть поместье, при этом он был уверен в том, что, где бы он ни поселился, его обязательно кто-нибудь наймет на работу. Либо крестьянин мог использовать свои новые возможности воздействия на оказавшегося в затруднительном положении лорда, чтобы добиться от него снижения рентной платы или получить освобождение от ненавистных феодальных обязательств, таких как гериот или налог на смерть. А так как теперь стало много излишков сельскохозяйственных угодий, крестьянин мог придирчиво выбирать себе участок земли. Через полвека после Черной смерти урожайность выросла не потому, что сельское хозяйство стало более эффективным, а потому, что теперь возделывались только лучшие земли. Одним из показателей процветания нового крестьянства было изменение порядка наследования. До Черной смерти крестьянские владения были настолько маленькими, что земли не хватало никому, кроме старшего сына. К 1450 году крестьяне часто были достаточно зажиточными, чтобы оставить участок земли всем своим детям, в том числе, что стало случаться чаще, и дочерям.
Нехватка рабочей силы положительно сказалась и на благосостоянии странствующих рабочих, которые переходили из поместья в поместье, берясь за любую работу. Тогда, как и сейчас, зарплата и условия труда рабочего-мигранта ставили его на нижнюю часть экономической лестницы. Но к лету 1374 года рабочий-мигрант по имени Ричард Тейлор понял, что для таких людей, как он, наступает новое время. Так, 3 июля, когда его работодатель Уильям Лене предложил, по мнению Тейлора, слишком низкую заработную плату за работу пахаря, Тейлор дословно сказал Лене следующее: «Засунь себе эту работу знаешь куда!»[843]
Покинув своего работодателя в начале сезона сбора урожая, Тейлор заработал в следующие два месяца, за август и сентябрь 1374 года, больше, чем за год, работая у Лене, – пятнадцать шиллингов против всего лишь тринадцати шиллингов, четырех фунтов стерлингов.В условиях нового социального порядка значительные экономические привилегии получили женщины. Нехватка рабочей силы открыла им путь к традиционно хорошо оплачиваемым мужским профессиям, таким как металоообработка и погрузо-разгрузочные работы, хотя женщинам, работавшим в этих областях, платили меньше, чем их коллегам-мужчинам, а сама работа была порой очень опасной. В 1389 году на дороге около Оксфорда погибла грузчица по имени Джоан Эдуокер – ее повозка перевернулась, а ее саму раздавило насмерть[844]
. Более типичным путем к расширению прав и возможностей был профессиональный рост в традиционных женских профессиях. Например, женщины-суконщицы часто поднимались из рядов низкооплачиваемых чесальщиц до более высокооплачиваемых ткачих. К 1450 году пивоварение – профессия, в которой преобладали женщины, – стало практически полностью женским. Кроме того, многие вдовы взяли на себя управление семейными магазинами или предприятиями и, что нередко случалось, управляли ими лучше, чем их умершие мужья.Поэт, написавший:
мастерски сформулировал чувства земельных магнатов – неудачников эпохи после Черной смерти. Столкнувшись, с одной стороны, с падением цен на землю, побочным продуктом снижения цен на продукты, а с другой – с ростом затрат на рабочую силу, многие лорды просто оставили свои землевладения. Сдавая имения в аренду, они жили на вырученные от этого деньги. Те, кто был более предан земле, пытались все же извлечь из нее выгоду, переключившись на менее трудоемкие формы земледелия. Отказавшись от посева зерна, они сосредоточились на овцах и крупном рогатом скоте. Однако как группа, правящие классы были гораздо больше заинтересованы в том, чтобы загнать джинна социальных изменений обратно в бутылку, чем в том, чтобы сдать в аренду свою собственность или найти способы обойти высокие затраты на заработную плату. После чумы «правящие слои населения временно сплотились и использовали власть государства для защиты интересов богатых самым вопиющим образом»[846]
, – говорит историк Кристофер Дайер.