Последствия Черной смерти невозможно понять должным образом, если не принимать во внимание серьезное, хроническое сокращение численности населения и отсутствие крепкой, молодой рабочей силы. Одним из наиболее заметных последствий стал серьезный упадок материальной инфраструктуры континента. Около 1400 года Европа стала напоминать средневековый Рим: огромные территории, где проживали выжившие в эпидемии, были окружены необработанными полями, покосившимися заборами, полуразрушенными мостами, заброшенными фермами, заросшими садами, полупустыми деревнями и осыпающимися зданиями – и над всей этой разрухой висела гнетущая тишина. Материальное ухудшение состояния континента стало настолько явным, что вошло в культурный словарный фон эпохи после Черной смерти. Одним из самых обычных предложений, которое английские школьники пятнадцатого века должны были переводить на латынь, было: «Вчера на меня чуть не обрушилась крыша старого дома»[835]
.Еще одним последствием хронической нехватки рабочей силы было то, что ее стоимость – а вместе с ней и стоимость всего, что она производила, – резко возросла. Маттео Виллани, который был не только моралистом, но и снобом, жаловался, что «служанки хотят как минимум 12 флоринов в год, а самые наглые из них – даже 18 или 24 флорина, мелкие ремесленники, работающие руками, хотят плату втрое больше обычной, рабочие на земле, все хотят волов и семена, они хотят обрабатывать только лучшие земли, а от всех остальных отказаться»[836]
. За тысячу миль к северу английский монах-мизантроп Генри Найтон возмущался, что «все необходимое было настолько дорого, и то, что раньше стоило один фунт, теперь стоит четыре или пять фунтов»[837]. По ту сторону пролива, во Франции, цены были настолько высокими, что Гийом де Машо даже написал стихотворение об инфляции.Примерно в 1375 году цены на продукты питания снова начали стабилизироваться, а затем и падать, поскольку спрос на них снижался вместе с количеством населения. Это привело к тому, что английским школьникам пятнадцатого века приходилось переводить на латынь еще одно предложение: «Пожалуй, нет ни одного ныне живущего человека, который мог бы вспомнить, что когда-то пшеница, горох, кукуруза или любые другие продукты стоили дешевле, чем сейчас»[840]
. Однако цены почти на все, кроме продуктов питания, либо продолжали расти, либо застыли на высоком уровне – и это привело к таким беспрецедентным изменениям в европейской социальной структуре, которые изумленный летописец назовет «инверсией естественного порядка».Через пятьдесят лет после Черной смерти традиционные победители и проигравшие в экономике средневекового мира поменялись местами. Теперь новоиспеченные проигравшие, землевладельцы, наблюдали, как их богатство сокращается под напором низких цен на продукты и высокой стоимости рабочей силы. Новоиспеченные победители, люди низших сословий, увидели, что их единственный рыночный актив – труд – резко вырос в цене, а вместе с ним и их уровень жизни. Вот слова снова раздосадованного Маттео Виллани: «Простолюдины из-за достатка и излишеств, обрушившихся на них, теперь оставят свои привычные профессии. Они хотят теперь есть самую дорогую и изысканную еду, дети и простолюдинки облачаются в самые красивые и дорогие одежды умершей знати»[841]
. В Сиене Аньоло ди Тура, женившийся повторно и преуспевший, тоже жаловался на жадность низших слоев общества. По словам бывшего сапожника, «работники, трудившиеся в полях и садах, из-за своих грабительских запросов по зарплате полностью привели в упадок фермы жителей Сиены»[842].