Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

Стоит сказать о двух известных именах в истории чумы – это Юстиниан, византийский император шестого века, и Александр Йерсен, мечтательный молодой швейцарский ученый, чьим именем во время третьей пандемии столетие назад был назван возбудитель чумы – палочка Yersinia pestis. Человеческим эквивалентом эпизоотии является пандемия – это катастрофическая вспышка инфекционного заболевания. Три раза в истории человечества чума поднималась до уровня пандемии, одной из них как раз и была Черная смерть. Во время первой пандемии – Юстиниановой чумы – началась история человека и Y. pestis, во время последней – Третьей пандемии – бацилла чумы перестала быть загадкой для человека. Повторение крупномасштабной эпидемии в Китае в конце девятнадцатого века привело в ужас самоуверенных викторианцев и породило проект, известный сегодня под названием Big Science. В 1890-х годах, когда Y. pestis бушевала в Китае и Индии, исследователи из десятков стран сосредоточили свои усилия, чтобы ответить на один главный вопрос: «Что вызывает чуму?»

В конце концов, мировая раса сузилась до одного города – Гонконга – и двух молодых людей, каждый из которых был представителем лабораторий двух великих микробиологов Викторианской эпохи: француза Луи Пастера и немца Роберта Коха. Представитель лаборатории Коха, вчерашний студент по имени Сибасабуро Китасато, был грузным, амбициозным молодым человеком, который носил накрахмаленный острый воротник даже в знойной гонконгской жаре. Он имел, казалось бы, неоспоримое преимущество в виде современного оборудования, большого штата персонала и изощренного ума. Представителем лаборатории Пастера был рассеянный Александр Йерсен, похожий на героя Сомерсета Моэма, который отказался от привилегированной жизни на Западе ради поиска Высшей Истины на Востоке. Если бы об открытии Y. pestis сняли фильм, то Йерсена мог бы сыграть Лесли Говард.

Несмотря на то что у него было меньше ресурсов и он не отличался выдающейся двуличностью, присущей Китасато («японец подкупил сотрудников больницы, чтобы они не предоставляли мне тела для вскрытия!»[130], – жаловался Йерсен своей матери), молодой швейцарский исследователь стал в 1894 году первым человеком, который точно описал возбудителя чумы. «Бубон всегда содержит короткие бациллы»[131], – написал он в одной из самых важных работ, которые когда-либо были написаны о болезнях человека. Спустя несколько лет француз по имени Пол-Луи Симонд установил переносчиков чумы – крысу и крысиную блоху X. cheopis. В 1901 году Роберт Кох, наставник Китасато, подытожил новое исследование таким образом. «Чума, – говорил он, – это болезнь крыс, в которой участвуют люди»[132]. Спустя несколько десятилетий стали доступны первые эффективные противочумные препараты.

Если Третья пандемия – та самая точка, где заканчивается история о человеке и чуме, по крайней мере, на данный момент, то Юстинианова чума шестого века была самым ее началом. В Библии есть несколько упоминаний о болезни, именуемой как чума, но официально Y. pestis вошла в историю человечества только в 542 г. н. э., когда она сошла с корабля в египетском порту Пелузий[133].

С современной точки зрения самым поразительным в Юстиниановой чуме является то, насколько сильно она схожа с пандемией Черной смерти. Прежде всего, это большое влияние торговли в распространении болезни. До тех пор пока торговый путь из Египта не сделал Эфиопию, вероятное место начала Первой пандемии, более доступной, она была так же удалена от основных населенных пунктов поздней античности, как и другие очаги чумы в Древнем мире: евразийская степь (включая Сибирь и пустыню Гоби), Юньнань в Китае и, возможно, Курдистан в Иране. Как и Черная смерть, Юстинианова чума также вспыхнула в период экстремальных экологических изменений. Недавнее исследование двухтысячелетних данных о древесных кольцах показывает, что за последние два тысячелетия четыре года отличались чрезвычайно суровыми погодными условиями[134]. И на два из этих четырех лет пришлись пандемии чумы или связанные с ней события. Один из них – это 1325 год, примерно в это время Y. pestis, возможно, оказала влияние на популяцию грызунов в Гоби или каком-то другом регионе внутренней Азии. Другой знаковый год – 540-й, через два года Y. pestis окажется в Пелузии. Примерно в это время китайские летописцы рассказывали о желтой пыли, падающей на землю как снег, а европейцы жаловались на сильный мороз, случившийся в Темные века. «Зимы тяжелы и суровее обычного, – писал монах шестого века Григорий Турский. – Реки скованы морозами, и люди могут ходить по ним, как по твердой земле. Птицы тоже страдают от холода и голода и, когда снег укрывает всю землю глубоким слоем, даются в руки без каких-либо ловушек»[135].