Этим прекрасным утром Петрарка мог думать почти о чем угодно, но, вероятно, мысли его были о Лауре, спутнице его души. Возможно, поэт направлялся в мастерскую Симоне Мартини, который рисовал для него карманный портрет Лауры, или же размышлял о ночном визите в ее дом, о том, как он будет стоять там под балконом, замерев от восторга, или о прогулке по саду, где они иногда гуляли и однажды даже поссорились.
Если задержаться на мосту еще немного, можно увидеть и саму Лауру. Как и другие модницы Авиньона, на ней была
В лучах утреннего света Лаура прекрасна. Солнце придает блеск ее золотистым волосам, спадающим на лоб, а ее белоснежному цвету лица – розоватый оттенок. Этим утром она идет в сопровождении своего красивого мужа, кавалера Хьюго де Сада. По стечению обстоятельств, мсье де Сад является предком самого выдающегося биографа Петрарки восемнадцатого века аббата Жан-Франсуа де Сада, который, в свою очередь, был дядей дьявольского маркиза, носящего ту же фамилию. Де Сады – известная авиньонская семья. Эти состоятельные дворяне владели несколькими прядильными фабриками в этом регионе. На мосту Пон-д’Авиньон с 1177 года висит фамильный герб де Садов[444]
.Несомненно, де Сад сильно бы удивился, узнав, что несколькими часами ранее самый известный в христианском мире поэт шел по тому же мосту, мечтая о его жене. Но чувствовал ли супруг Лауры угрозу? Господин де Сад не мог воспринимать Петрарку всерьез, говорит профессор Бишоп, иначе он не стал бы терпеть отношений поэта с его женой. Кроме того, добавляет профессор, «де Сад очень хорошо знал эту провансальскую привычку поэта кружить другим головы. Если бы Петрарка зашел слишком далеко, он просто запер бы бедную Лауру. Но с другой стороны, если поэту так хотелось томно вздыхать на рассвете под окном его жены, то супруг не видел в этом большого вреда»[445]
.Если подольше задержаться на мосту, то можно встретить еще одного друга Петрарки, музыканта Луиса Хейлигена. Модники-итальянцы считают северян грубоватыми деревенскими болванами, но десять лет, проведенных в Авиньоне, подарили фламандцу Хейлигену больше, чем немного южного пижонства. Вот он выходит из извилистого переулка, окутанный ароматом одеколона, словно картинка для рекламы самых модных портных и парикмахеров Авиньона. Его волосы коротко подстрижены по последней моде, его усы, закрученные кверху, как носки обуви эльфов, по моде длинные, а одежда по последней моде обтягивающая. Этим утром верхняя часть тела Хейлигена облачена в короткий цветной облегающий жакет, а его ягодицы, промежность и ноги превратились в мужской эквивалент «окна в ад» – брюки настолько тесные, что, для того чтобы представить, что находится под ними, воображения почти не требуется. Запрокинув голову, выставив вперед подбородок и расправив плечи, бывший студент из сельского Беригена во Фландрии плавно идет по мосту Пон-д’Авиньон, словно он сам король Франции. Это походка человека, добившегося успеха в жизни. И действительно, в Авиньоне, городе, полном выдающихся музыкантов, Хейлиген считается самым выдающимся[446]
.Хейлиген, однако, ужаснулся бы, если бы его назвали «человеком творческим». Личной выразительности и интуиции не было места в средневековой музыке, которая была тогда разделом математики. Считалось, что, как и любой другой аспект вселенной, музыка обладает внутренними структурами. Музыкальные структуры – это фиксированные соотношения между различными нотами и аккордами. Чем точнее музыкант мог вычислить эти отношения с помощью математических формулировок, тем более вероятно, что его музыка будет похожа на «звучание Бога».
Сейчас Хейлиген работает у образованного и красивого молодого кардинала Джованни Колонны, одного из сыновей старого Стефано и покровителя Петрарки. По утрам в воскресенье музыкант дирижирует хором в частной часовне кардинала. Хейлиген, наверное, сейчас идет оттуда, чтобы подготовить музыкальную программу для следующего воскресенья.