Черная стая(СИ)

Стрельба подняла на ноги весь гарнизон. Но им удалось уйти, петляя по переулкам, перелезая через заборы, поднимаясь на чердаки и снова мчась со всех ног. Жители Лейпцига, напуганные шныряющими по улицам солдатами, помочь не решались, но никто не позвал стражу, завидев убегающих людей с оружием.

До заставы они добрались только в сумерках. Фургон с четверной упряжкой, оставленный Эрлихом возле придорожного трактира, все еще поджидал их. На холщовой крыше красовалась надпись "Людвиг Эрлих и сыновья", и у Войцеха желчь подступила к горлу. Он с трудом взял себя в руки, подавая вознице условный знак. В ответ возница свистнул, уланский корнет Шмидт не замедлил появиться, ведя за собой порученных его присмотру лошадей. Из подворотни трактира вынырнул всклокоченный фон Таузиг, его черная грива разметалась по плечам, на щеке была сажа.

-- Эрлих и Шварц уже за городом, -- доложил он, -- ждут.

-- А где Ланге?

Дитрих опустил голову. Один из гусаров, участвовавших в предприятии, остался лежать под копытами жандармских коней. Из пленников до заставы добрались двое -- молоденький пехотинец из Роды и вахмистр Цох, уступивший Лютцову своего коня. Скованные парой они ухитрились скрыться в переулке и переждать, пока возобновившие порядок в строю жандармы поведут колонну дальше. После чего Цох, как он сам заявил, "по запаху" отыскал ближайшую кузню, где не побоявшийся гнева французских властей кузнец расклепал цепь в течение четверти часа.

Теперь им предстояла не менее сложная задача. Нужно было выбираться из города. Ворота уже закрыли, и ночевать пришлось в фургоне, удовольствовавшись на ужин колодезной водой. Утром повозки потянулись в обоих направлениях, стража сбилась с ног, пытаясь проверить всех и каждого, и, когда внимание жандармов всецело поглотила большая черная карета, покидавшая город, Войцех решил: "Пора".

Кони в карьер вылетели из города, за ними мчался фургон, возница нахлестывал лошадей вожжами. Пока жандармы пытались выбраться из образовавшейся свалки и сесть на привязанных далеко от ворот коней, беглецы уже свернули на проселочную дорогу, в миле от города. Там они попрощались с возницей и тронулись в путь, направляясь на север.

Ночевали в ближайшей роще. По пути заглянули на ферму, где удалось раздобыть хлеба и колбасы и набрать воды в дорожные фляги. Войцех смотрел в костер, опустив голову и обхватив плечи руками. Лицо его выражало полную отрешенность и отсутствие всяческой мысли.

-- Теперь стреляться будешь? -- сердито спросил Дитрих, когда Войцех отмахнулся от протянутого ему куска хлеба с колбасой. -- Давай, командир, не тяни. Пока силы тебя хоронить есть.

-- Не дождешься! -- сверкнул глазами Войцех и взял колбасу. -- Мне еще Париж брать.

Бойценбург

Переходить Эльбу решено было выше Рослау, у Фокероде. Туда можно было добраться по деревенским проселкам, избегая больших дорог. Штатское платье, конечно, обращало на себя меньше внимания, чем прусский мундир, но боевые кони могли их выдать. К тому же встретившийся неприятельский разъезд, вероятно, задался бы вопросом, куда путешествует в неспокойное время группа мужчин призывного возраста. Положение осложнялось тем, что у корнета Шмидта возобновилась лихорадка, и он едва держался в седле Йорика, а уж пешком идти и вовсе не мог.

Тогда Эрлих предложил разделиться. Но Войцех и слышать об этом не захотел, мысль о том, чтобы оставить за спиной с таким трудом спасшихся товарищей, была ему невыносима. Сошлись на том, чтобы оставить улана в ближайшей деревне, местных жителей, в начале войны равнодушных к прусскому делу, последние реквизиции французских фуражиров превратили в горячих патриотов Германии.

Прощались долго, Войцех горячо заверил Шмидта, что, если тот не доберется в часть до конца перемирия, он лично вернется в деревню, чтобы разузнать, что с ним сталось, и вытащит хоть из-под земли, хоть из неприятельской крепости. Дитрих только головой покачал, зная Шемета, он не сомневался, что это не пустые обещания.

Поразмыслив, Войцех решил, что скорость стоит риска. Шли днем, сменяясь в седле, города и местечки огибали стороной, но на фермы и хутора иногда заходили, прожить охотой в этих землях было невозможно. Да и патронов у Клары осталось наперечет, девушка берегла их на случай стычки с врагом. Дни тянулись однообразно и уныло, даже ясная летняя погода не радовала. Войцех замкнулся в себе, рублеными фразами отдавал распоряжения, молча отсиживал ночную стражу в паре с Дитрихом, и мрачнел с каждым днем.

Через три дня Дитриха на дежурстве заменила Клара. Войцех слегка удивился, когда девушка разбудила его за полночь, но возражать не стал. Костер давно догорел, теплая июньская ночь пахла разнотравьем и ветром, звезды мерцающим пологом укрывали бездонное небо. Стреноженные лошади, шумно вздыхая, щипали траву, издалека доносился лягушачий концерт -- на окраине рощицы родник питал мелкое болотце с золотистыми кувшинками.

-- Спрашивай уже, -- недовольно проворчал Войцех, заметив, что девушка беспокойно поглядывает на него, -- не зря же со мной дежурить напросилась.