Черная стая(СИ)

Последней темой для разговора о литературе послужили "Страдания юного Вертера". Марта, только недавно прочитавшая книгу по совету Дитриха, осуждала Вертера, не проявившего должной решительности в ухаживаниях за Лоттой до ее непоправимого замужества.

-- Лотта -- неглупая девица, -- заявила Марта, -- она не могла не знать, что для нее лучше. Но Вертер не отважился следовать своим чувствам до конца, и все кончилось так плачевно.

-- А мне Лотта кажется эгоистичной, -- ответила Лиза, -- она прекрасно знала о чувствах Вертера, но продолжала разжигать в нем страсть, прикрываясь словами о дружеском участии. Ей просто жаль было потерять поклонника. Я не одобряю подобной жадности.

-- Но если она не любила Альберта, -- возразила Марта, -- то с Вертером ей было бы лучше. Ему стоило только дать ей понять, что он готов ради нее действительно на все.

-- Если она не любила Альберта, -- пожала плечами Лизхен, -- тогда зачем вообще давала ему согласие? Воля твоя, Марта, а я считаю ее пустой и эгоистичной. Нехорошо играть чувствами.

Войцех с гордостью смотрел на Лизу. Ее ум и честность суждений восхищали его не меньше, чем красота. И он снова поздравил себя с тем, что неисповедимые дороги судьбы привели его под скромный кров фрау Греты.

Первое время фрау Грета, хотя и предоставила дочери полную свободу в рамках принятых правил, в домашней обстановке удвоила свою бдительность, и случайные встречи на лестнице и в прихожей стали значительно реже. Но после одного вроде бы ничем не примечательного разговора оставила до того заметное беспокойство по одной ей известным причинам.

После ставшего обычным завтрака втроем (мальчики к тому времени уже убегали в школу) фрау Грета собралась заняться шитьем, назначения которого больше не скрывала. Поднявшись из-за стола, она вдруг провела рукой по рукаву темно-серого сюртука Войцеха и с одобрением кивнула.

-- Доброе сукно, герр Войцех. Английское?

Войцех, занятый своими мыслями, кивнул.

-- Дорогой товар, -- заметила фрау Грета.

-- Это сюртук моего отца, -- Войцех не нашелся, что ответить, и потому счел за лучшее сказать правду, -- он умер пару месяцев назад, и я получил его в наследство.

-- Мои соболезнования, герр Войцех, -- ответила фрау Грета и, загадочно улыбнувшись, прошествовала к своему креслу.

После того дня она чаще уходила из дому, оставляя Лизу на хозяйстве, иногда даже в отсутствие служанки. Отсутствие было недолгим, но Войцех в полной мере пользовался его плодами. Фрау Грета никогда не предупреждала, в котором часу вернется, и Шемету удалось убедить Лизхен, что в гостиной или на лестнице неожиданное возвращение матушки может застигнуть их врасплох. С колотящимся сердцем он в первый раз ввел Лизу в свою комнатку, и ему стоило большого труда не замечать, как соблазнительно близко находится узкая, застеленная льняным покрывалом кровать.

Сославшись не неудобство чтения лежа, он получил от фрау Греты позволение перенести к себе одно из кресел, и Лиза, вначале робевшая, сидела у него на коленях, отвечая на жаркие поцелуи. У Войцеха голова кружилась от страсти и желания, и недолгие встречи казались ему одновременно сладкими и мучительными. Но он твердо дал слово, в первую очередь самому себе, хотя, конечно, и Лизхен, что ее чести ничто не угрожает. Как бы ни ослеплял Войцеха влюбленный пыл, война стояла на пороге, и оставить девушку на волю судьбы, воспользовавшись ее чувствами, он не мог.

Впрочем, в такой самоотверженности и благородстве Шемет находил даже некоторую прелесть, упиваясь острым, неосуществимым желанием, горячившим кровь, не дающим бурной страсти предвкушения превратиться в тихое наслаждение обладания. Невинность Лизы служила еще одной причиной его сдержанности. Задав ей пару облаченных в самые приличные выражения нескромных вопросов, Войцех убедился, что у его любимой весьма смутные представления о том, чего именно следует опасаться девичьей чести со стороны возлюбленного, и это всякий раз останавливало его от слишком решительных действий.

Разговоров о будущем они избегали. Войцех для себя уже твердо решил, что, если не случится непоправимого, он вернется, чтобы сделать Лизу своей женой. Ее красота и грация, ее изящные манеры и прекрасный вкус, ее природный ум и тяга к прекрасному, несомненно, заслуживали лучшей участи, чем вынужденный брак с мелким чиновником или печальная доля гувернантки. Но брать с нее слово Войцеху казалось нечестным. Он верил в любовь Лизхен, но на собственном опыте знал, как легко это чувство остывает в разлуке, и не считал себя вправе ограничивать ее свободу преждевременными клятвами.