Через год после свадьбы графиня подарила супругу наследника, которого назвали Войцехом. Но роды подорвали хрупкое здоровье пани Софии, и еще через полгода она скончалась от истощения сил. Это несчастье усугубило и без того меланхоличный нрав Яна Казимира, но не сломило его мужественный характер и волевую натуру. К родительским обязанностям граф относился серьезно и лично занялся воспитанием и образованием сына.
Михаил Клеофас прискакал в Мединтильтас в октябре 1794 года, запыленный, раненный в руку, подавленный поражением восстания и пленом Костюшко. Граф Шемет предоставил ему убежище, а после, когда Огинский оправился от раны, воспользовался своими связями, чтобы обеспечить другу возможность покинуть страну. Он не изменил своего мнения о перспективах возрождения Речи Посполитой, но высказанная Огинским надежда на то, что Великое Княжество Литовское когда-нибудь удастся восстановить под протекторатом Российской Империи, заронила зерно надежды в его сердце.
После того, как большая часть Литвы по новому соглашению отошла к России, а западные окраины Жемайтии вместе с родовым имением Шеметов — к Пруссии, граф Шемет отправился в Петербург. Ян Казимир надеялся к тому времени, когда Огинскому удастся вернуться из добровольного изгнания, завести там связи и помочь другу с осуществлением его плана.
В Петербурге Ян Казимир был принят при дворе и обласкан светом. Блестящее образование, недюжинные способности и светский такт графа, его открытый дом и покровительство искусствам, в особенности музыкальным, создали ему прочное положение в обществе и даже некоторое влияние. Сыну он по-прежнему уделял много времени и внимания и постарался дать ему лучшее домашнее образование, какое могла предложить Северная Пальмира.
От матери юный Войцех унаследовал хрупкую ангельскую красоту, но нравом, к изрядному беспокойству любящего отца, пошел в деда. Никакие наказания и внушения не могли остановить бесконечный поток шалостей мальчугана, а слуги, обожавшие «ангелочка», регулярно покрывали его проделки. Впрочем, тяга к приключениям не отбила у него охоту к занятиям, и успехи, которые он делал в науках, в глазах графа уравновешивали излишнюю вольность поведения.
Чтобы сгладить несколько двусмысленное положение графа Шемета, вступившего на русскую дипломатическую службу, несмотря на то, что родовое имение и титул его делали его прусским подданным, Войцех еще в младенчестве был записан в Лейб-гвардии гусарский полк. Хотя к тому времени подобная практика почти что прекратилась, для него сделали исключение, поскольку отец и помыслить не мог о том, чтобы сыну пришлось хотя бы день прослужить не в офицерском звании.
В пятнадцать лет Войцех уже щеголял в мундире корнета, и чуть пробивавшиеся золотистые усы привлекали к нему восхищенные взоры дам. О действительной службе и речи не было — произведенных в офицеры дворян в одном только Петербурге было больше, чем офицерских вакансий по всей Империи. Богатство, красота, прекрасное образование и природный ум — все гармонично сочеталось в молодом человеке. Но его горячий нрав уже начинал сказываться, и только строгий присмотр отца удерживал юношу, едва вступившего в свет, от того, чтобы пуститься во все тяжкие.
Михаил Клеофас Огинский, зарекомендовавший себя, как блестящий дипломат, переехал в Санкт-Петербург в 1810 году. Государь, к тому времени уже осознавший, что позорный Тильзитский мир — всего лишь отсрочка, рассчитывал получить через Огинского поддержку своих новых литовских подданных, и Михаил Клеофас стал сенатором и доверенным лицом императора. Огинский питал большие надежды на принятие своего проекта, заключавшегося в воссоздании Великого Княжества Литовского под протекторатом Российской Империи.
Но граф Шемет гораздо раньше друга понял, что царь кормит литовскую шляхту пустыми обещаниями, и, не желая принимать участия в бессмысленных переговорах, удалился от двора, вернувшись в Мединтильтас. Войцеху остался роскошный особняк в центре Санкт-Петербурга, одна из лучших конюшен столицы и поистине вельможное денежное содержание. И свобода, о которой юный Шемет в глубине души давно страстно мечтал.
Игра
Новоприобретенной свободой юный граф воспользоваться не замедлил. Прежде всего, хоть и числился в бессрочном отпуску «по семейным делам», свел знакомство с молодыми офицерами своего полка. Событие было торжественно отмечено в «Отель дю Норд», откуда компания лихих гуляк постепенно перебралась в «Красный кабачок» на седьмой версте по Петергофской дороге, где хмельной разгул продолжался до самой зари.
Гусары лейб-гвардейского полка, хоть и горазды были пить шампанское и жженку, являли собой веселое содружество просвещенной молодежи, и постепенно к ближнему кружку Войцеха присоединились трое внештатных советников Иностранной Коллегии, пара камер-юнкеров двора Его Императорского Величества и еще с десяток не особо обремененных службой молодых повес.