— Ну, здравствуй, Вадим Сергеевич!
— Здравствуйте, гражданин начальник!
Сквозь розовый атлас кожи Упоров почувствовал лёгкую дрожь в пухлой ладони полковника, нарочно придержал её, чтобы продлить самодеятельную муку гражданина начальника.
Руку инспектор всё-таки освободил, тут же прижав её к сердцу, попросил валидол:
— Мотор пошаливает.
Положил под язык протянутую адъютантом таблетку и сказал:
— Вот она, чекистская доля. Это и ваше будущее, товарищи.
Приём был давнишний, проверенный, действовал безотказно.
— Может, вернёмся, Пётр Мокеевич?
— Боже избави! Мы приехали работать, и пусть этот приятный молодой человек познакомит нас с деятельностью бригады.
— Пойдёмте! — вдруг решительно сказал Упоров. — Видите — полигон? Через три дня начинаем мыть. Вскрыли в прошлом году. Возьмём где-то около двадцати килограммов золота.
— Верхний полигон, мне сказали, богаче?
— Богаче, гражданин начальник, — согласился зэк. — Но куда девать низ? Он кончит нижний блок.
— Надеюсь, вы рассчитываете не на глазок?
— Согласовано с геолого-маркшейдерский службой. Не самовольничаем.
Инспектор не преминул указать:
— Самовольство — дорога к преступлению. Согласованная инициатива — вот что необходимо людям, сознательно вставшим на путь исправления. Когда будет готов второй прибор?
— Завтра к вечеру, гражданин начальник.
Зяма Калаянов отбросил с потного лица защитный щиток и спросил у московского инспектора:
— Чем интересуетесь, гражданин начальник?
Пётр Мокеевич оглядел свиту, весело ответил:
— Вами, дорогой товарищ. Не знаю уж, как вас зовут.
Зэк вытер о брезент штанов руку, но, поймав свирепый взгляд капитана Серякина, открыл в улыбке золотые зубы, а руку спрятал за спину:
— Очень приятно! Член передовой бригады Зяма Калаянов. У вас, случаем, закурить, чего доброго, не найдётся?
Проходящий мимо Гнатюк опустил защитный щиток, и Зяма к своей просьбе больше не возвращался.
Жёлтое пламя резака шаркнуло по намеченному мелом контуру, металл закипел тягучей малиновой пеной с чёрной пустотой посередине.
— Он будет наказан, — коротко ответил бригадир на вопросительный взгляд полковника Губаря.
— Даже так! — инспектор, по-видимому, был доволен решительностью бригадира, но для порядка заступился за Зяму. — Мне кажется — можно обойтись замечанием на первый раз.
— Бугор! — высунулся из кабины бульдозера Гарик Кламбоцкий. — Соляра кончается. Шевели рогом, начальник!
— Знакомое лицо, — произнёс задумчиво инспектор. — Он случайно не работал в аппарате ЦК?
— Нет! — не сдержавшись, прыснул Дочкин. — Он работал в цирке. Знаменитая труппа «Летающие звезды». Отбывает наказание за ограбление банка.
Все было именно так. Начальник управления мог добавить и некоторые подробности суда над неудавшимся «медвежатником», когда в последнем слове старик развёл руками, произнеся одну фразу:
— Номер не удался…
И сел на скамью, показав прокурору язык через щель от потерянных на допросах зубов.
Сейчас язык прикрывал ту же щель, смиряя свист в словах, а бывший артист явно желал быть узнанным.
— Что с солярой? — встревоженно спросил Губарь.
— Все в порядке, гражданин начальник. Просто вольничать не даём. Пусть знают — соляры в обрез.
— И пусть не позволяет себе подобных выкриков, — инспектор был явно смущён своим промахом. — Что это значит — «шевели рогом, начальник»? Вы с ним построже!
У Упорова свело челюсти, но Вадим нашёл в себе силы, чтобы не сдерзить, при этом глаза у бригадира стали какими-то отсутствующими, словно он смотрел в себя.
— Простите, гражданин начальник, но, как я понимаю, заключённый Кламбоцкий не папиросы у вас просил. Заключённый Кламбоцкий болеет за судьбу государственного плана…
— Прекратите, Упоров, — остановил зэка полковник Дочкин.
— Постойте! Постойте! — Пётр Мокеевич обнял Дочкина за плечи. — Пусть продолжает. Вот сейчас я вижу воочию — все происходящее не спектакль, а живое дело. Понимаете, товарищи, — живое! Заключённый болеет за план государства. Он себя не отделяет от общих забот страны.
«Сука скользкая!» — ругнулся в душе Упоров.
— …И ещё я обратил внимание на профессионализм членов бригады. Вы располагаете всеми профессиями…
— Кроме охранников, гражданин начальник.
— Что? Не понял…
— Я сказал — «кроме охранников». Мы же — заключённые.
Полковник улыбнулся, чуть отклонившись назад, похлопал бригадира по плечу:
— Работаете с настроением. Так и продолжайте!
Кстати, что делает в бригаде этот самый? Ну, этот, черт бы его побрал!…
— По всей вероятности, речь идёт об отце Кирилле, — подсказал капитан Серякин.
— О заключённом Тихомирове.
— Совершенно верно. Покажите-ка мне святошу. За него патриарх ходатайствовал. Мракобесие пытается всплыть из небытия… Времена! От него хоть какая-нибудь польза есть?