Черная свеча

— Я знаю, кто «петуха» пустил! Здесь они, поджигатели! — громко произнёс до сих пор напряжённо молчавший секретарь парткома колхоза «Путь Ильича» на Херсонщине Шпаковский, подарив Упорову осатанелый взгляд. Тот догадался — секретаря ничем не остановишь, его надо только убить. Ещё он знал — это придётся сделать ему самому. И постарался успокоиться, объяснить себе — выбора нет, так хоть кто-то спасётся из тех, кого ты вёл за собой на поджог. Прилив решимости очистил голову от посторонних мыслей.

— Гражданин начальник! — раздался впереди знакомый голос доктора из Ленинграда.

— Ну, шо тоби, шо, голуба? За гробиком пришёл, купаться не хочешь! — ухмыляясь, шутил Стадник, однако, послушав доктора, сменил тон: — Шо — шо? Эй, куды прёшься! Сдурив, падла чахоточная! Ты пиджог?!

Этап заволновался. Зэкн начали подниматься на носки, чтобы разглядеть поджигателя.

— Вылез сам! Не менжанулся! Из воров, поди?

— Тю, придурок, не видишь разве — политический. Из интеллигентов.

— Кирова им мало — лагерь спалили!

Доктор стоял перед Стадником, смущаясь общего внимания, комкая в руке забрызганный кровью платок.

— Вы так и доложите кому следует. Столыпин Федор Фёдорович поджёг весь этот ужас лично. А я пошёл…

— Куда ты пошёл, козявка?! — ошалел от нахальства зэка старшина.

— В побег! — крикнул доктор и опять задохнулся кашлем.

— Застрелю, — благодушно улыбнулся Стадник, — чтоб собаки не разорвали. Так что вертайся в строй, я майора кликну. Марш в строй, гнида!

Доктор с выдохом толкнул в грудь старшину обеими руками и побежал к завалившемуся проволочному заграждению, ходульной трусцой смешно выбрасывая перед собой непослушные ноги.

— Стоп! — заорал рассвирепевший Стадник, поглядел на этап и снова крикнул: — Стреляю!

Доктор быстро выбился из сил, едва шевелил ногами. Он повернулся в тот момент, когда успокоившийся старшина поднёс к плечу приклад автомата… Доктор хотел что-то крикнуть, но пуля пришла чуть раньше.

Доктор медленно поплыл к земле, развернулся спиной к стрелку, сделал шаг вперёд и, получив ещё одну пулю, шлёпнулся лицом в колымскую землю.

Упоров позавидовал доктору. В тот, неожиданный для всех момент такой скорый, вроде бы безболезненный конец виделся ему идеальным вариантом избавления от холода, голода и дурных надежд. Все равно когда-нибудь убьют или зарежут, так ведь пока дождёшься того, ого — го как намучаешься! И, взглянув на человека, так подумалось — укравшего его пулю, зэк вдруг сказал себе: «Дурак!», внутренне содрогнулся, почувствовал или увидел маету расставания души с телом. Она была застрелена вместе с доктором, она кричала в каждой клетке своего остывающего дома, надеялась, не хотела с ним расставаться. Ей было страшно, потому что страшно было ему, даже без пули меж лопаток…

«Всему своё время, — Упоров закрыл глаза, чтобы не видеть жуткого прощания. — Твоё ещё не пришло…»

— Шпаковский! — позвал посуровевший Стадник. — Ты шо хотел донести до нашего сведения? Знаешь, кто лагерь спалил?

Упоров снова взглянул на бывшего парторга… Тот был уже не столь решителен, зато оказавшийся рядом с ним Ираклий рассматривал его с недвусмысленным вниманием.

Шпаковский открыл рот, глянул на Ираклия, снова закрыл, явно нервничая. В конце концов сказал:

— Чахоточный и есть, которого вы сразили, гражданин начальник! Ночью в окно лукался, когда я парашу искал.

— Ты ничего не перепутал, Шпаковский? Мабуть, другой злыдень был. Ночью они уси на одно лицо.

— Он не ошибся, гражданин начальник, — подтвердил Ираклий. — Такой и ночью врага разглядит.

Шпаковский быстро кивнул, продолжая заботиться о себе уже с большим старанием и не спуская с грузина насторожённых глаз.

— Ты, Шпаковский, должен был раньше сказать: сам видишь, сколько людей страдает. Но все одно, молодец! А этот…

Старшина кивнул в сторону проволочного заграждения:

— Надо ж, гадость какая! За интеллигента канал! С виду-то и не подумаешь!

Подошедший майор молча осмотрел труп доктора, недоуменно пожал плечами, спросил безразличным голосом:

— Нашли поджигателя, Стадник?

— Так точно, товарищ майор! Убит при попытке к бегству.

— Этот? — майор указал пальцем в сторону лежащего доктора.

— Он самый. Свидетель есть. Эй, Шпаковский!

— Не надо! — майор недовольно поморщился. — Этап возвращается. Выдать сухари, чай, селёдку. Вас благодарю за службу.

— Служу Советскому Союзу! — прогавкал старшина, и, повернувшись к заключённым, не выдержал, осклабился, потеряв всю свою молодцеватость, и каждая оспинка на его грубоватом простодушном лице расплылась в счастливой улыбке.

— Поздравляю, гражданин начальник!

Каштанка услужливо вытянул из-за плеча бандеровца тощую шею:

— Такому выстрелу товарищ Ворошилов позавидует.

Старшина был начеку, но праздник вор ему испортил.

— Молчать, заключённый Опенкин! Не понимаете по-доброму, тоди усе буде по закону!

— Тогда чеши за селёдкой, пидор. Не слыхал — товарищ майор приказал?!

— Какой он тебе товарищ, вошь тюремная?!

— Иди спроси! Но вначале тащи селёдку!