Черная троица

– Но подумай, папа, ведь я и в самом деле могла бы быть полезной, – не унималась Клаудия. – Ты же видел, я на многое способна, и смогу помочь тебе в трудную минуту.

– Ну да, чтобы у меня еще и о тебе душа постоянно болела, – проворчал Умберто, хотя про себя не смог не согласиться с этим – дочь его обладала большой духовной силой, причем насколько большой, он даже не знал.

– Подумай, папа. – Девушка решила зайти с другой стороны. – Отсылать меня одну в обитель Святого Галаты сейчас куда опаснее, чем путешествовать под охраной сотни вооруженных до зубов воинов и наделенных духовной силой священников… Да еще и ты рядом!

– Пожалуй, что оно так, – нехотя признал Умберто. – Но можно было бы дождаться оказии. Какой-нибудь большой купеческий караван, идущий в наши края…

– В самом деле, почтеннейший Умберто, – вмешался в разговор сидевший до того тихо в углу менестрель. – Почему бы вашей прекрасной дочери не попробовать присоединиться к отряду. Мне кажется, план ее не так уж плох. Если не узнают с самого начала, то случись это позже, вряд ли благородные рыцари и досточтимые отцы Церкви решат бросить хрупкую девушку одну, в чаще и запустении. А храбростью и несравненным искусством своим прекраснейшая Клаудия, несомненно, окажет всем вам огромную помощь в трудную минуту… Если, конечно, такая случится.

Умберто с раздражением посмотрел на менестреля. Целитель был недоволен, что посторонний стал свидетелем их с Клаудией спора. Тем более именно он – Умберто сильно подозревал, что с самого начала Джосси весьма неравнодушен к его дочери. Та, впрочем, особо внимания на менестреля не обращала, пропуская многочисленные комплименты и восхваления мимо ушей.

– В любом случае, – начал он, но речь его была прервана стуком в дверь. Один из послушников поспешно сунул подошедшему Умберто запечатанный конверт, коротко сообщив, что передал его посыльный от графа Мартина. Распечатав конверт и пробежав глазами письмо, Умберто сказал:

– Ну вот, граф призывает меня к себе. Заболел кто-то из его свиты, и он просит, чтобы я исцелил его. Кроме того, граф пишет, что выезд назначен на завтрашнее раннее утро, и он предлагает перебраться прямо в гостиницу, где он остановился, – «Благородный олень»… Эх, дочка, что же мне с тобой делать – у меня совсем мало времени?

Но Клаудия уже проворно собирала свои нехитрые пожитки:

– А тут и думать нечего! Я пойду с тобой – не могу же я оставаться в этом городе совсем одна?!

– Ладно, – вздохнув, махнул рукой Умберто, – там видно будет… Да, а где же это – «Благородный олень»? Надо будет спросить отца-привратника.

– Надо сказать, одно из самых дорогих мест в городе. В сей достойной гостинице я бывал не раз, будучи удостоен чести выступать перед ее знатными постояльцами, – вмешался менестрель. – Если досточтимому Умберто будет угодно, я охотно укажу ее. Меня это нисколько не затруднит – я все равно собираюсь покинуть эти гостеприимные стены.

– Благодарю тебя, любезный Джосси, – немного помедлив, кивнул целитель.

«Благородный олень» серой четырехэтажной громадой возвышался посреди улицы Королевской процессии, круто поднимавшейся к Замковой горе. Походил он более на небольшой замок, чем на обычный дом. Район этот, очевидно, был богатый – что подтверждала и серебряная табличка с гербом гостиницы. Вывеска ясно показывала, что путешественники, в карманах которых звенит медь, могут сюда и не заглядывать.

Слуга, встретивший путников у порога, с пренебрежением оглядел скромный по его меркам наряд Умберто и его спутников, но показанное письмо произвело на разряженного в дорогой зеленый кафтан слугу благоприятное впечатление. Он с важностью кивнул и пригласил Умберто пройти в обеденный зал. Клаудия, почти полностью закрыв лицо капюшоном, последовала за отцом. Не отстал от них и менестрель.

По роскоши убранства зал не уступал гербу гостиницы. Конечно, размерами он был куда меньше, чем Зал Совета, в котором проходил Конклав, но гораздо больше, чем трапезная на подворье аббатства Ольгера. Стены от пола и до самого потолка высотой в три человеческих роста были обшиты резными дубовыми панелями, потемневшими от времени и дыма от сотен свечей. Напротив входа был сложен огромный очаг, а над ним висела голова оленя с такими раскидистыми рогами, каких никогда не приходилось видеть Умберто.

В зале было десятка два столов, но лишь один из них был сейчас занят. За самым длинным столом, накрытым расшитой скатертью и расположенным перед очагом, сидели несколько человек. Двух из них Умберто узнал сразу – графа Мартина и капитана Торна, который с аппетитом обгрызал жареное свиное ребро. Судя по одежде и суровым лицам, остальные тоже были солдатами, или, вернее, офицерами личной гвардии графа.

Граф сразу заметил Умберто и приветственно махнул рукой, подзывая к своему столу.

– Рад видеть тебя, лекарь… – Граф запнулся и наморщил лоб.

– Умберто, ваше сиятельство. Добрый день, или, скорее, вечер. Мне передали послание…