Черная тропа

— Мы отступали из Киева. В одном селе под Шепетовкой неожиданно напали буденновцы. Бой мы приняли, но пришлось отступать. Когда я с несколькими хорунжими бросился на сельское кладбище, на нас налетело двое верховых. Один из них был Савва Латюк — вы, наверно, помните его, пан Мюллер. Не так ли? Так вот, Савва узнал меня и замахнулся саблей. И хотя я успел выстрелить ему прямо в грудь, он, полумертвый, разрубил мне плечо... Опомнился я уже в госпитале. Думал, что расстреляют. К превеликому удивлению, меня приняли за красного. Я бредил и часто выкрикивал имя Саввы, а он, как потом я узнал, был у них заслуженным командиром. Когда я пришел в сознание, меня окружили комиссары и стали расспрашивать о смерти Латюка. И я рассказал... Так я стал «большевиком». Мне поверили. После госпиталя выдали документы, и я приехал в Черногорск. Долго не мог работать, потому что рана не заживала. Боялся, что меня разоблачат. Решил примазаться к жене убитого большевистского командира. Вот так судьба свела меня в одной постели с большевичкой. Я терпел все мужественно. Хотя бывали минуты, когда казалось...

— Твоя психика нас мало интересует. Мы хотим знать, почему наш агент Трикоз стал прислужником большевиков? — снова повысил голос оберст.

— У них все живут по принципу — кто не работает, тот не ест. Не работать я не мог. Вот и стал бухгалтером МТС. Исполнял свои скромные обязанности: тихо щелкал на счетах, своевременно сдавал финансовые отчеты и выплачивал, работникам заработную плату. Нигде и никогда не выскакивал в передовики. Старался быть вежливым, никому не возражать. В МТС говорили обо мне как о честном труженике и...

— А почему перестал служить нам?

— Я потерял с вашей агентурой связи и законсервировался.

— Сразу же после прихода к власти фюрера мы специально для восстановления связи прислали сюда «Земляка».

— Он был убит чекистами двадцать восьмого мая в саду вашего отца до того, как встретился со мной.

— Нам известно, кто приложил руку к этому делу...— многозначительно произнес Шмультке и ехидно усмехнулся.

Все время Трикоз вел себя спокойно. Стоило только в разговор вмешаться Шмультке, как он заерзал на стуле.

...О, если бы только могли узнать слуги фюрера, какие мысли роились в эту минуту в голове Трикоза! В его памяти всплыли события давно минувших дней. 1933 год... Грозовая майская ночь... Парк Мюллера, по которому идут двое... Взмах руки, и острый шкворень вонзается в спину человека, шедшего впереди. Отчаянный крик, тело глухо ударяется о землю... Убийцей был он, Трикоз. От этих воспоминаний на лбу у него появились мелкие капельки пота, которые сразу заметил Отто. Оскалив зубы, он прохрипел:

— Чем можешь опровергнуть?

— Чем угодно... Посудите, разве стал бы я рисковать в июне этого года, когда ко мне прибыл ваш агент? Для выполнения задания он требовал денег... Много денег. И я взял их в кассе. Восемьдесят тысяч взял и отдал ему. Потом ревизия, тюрьма... Именно в этом кабинете меня допрашивал чекист Гриценко. Я не сознался...

Шмультке схватывал на лету каждое слово и записывал в блокнот. Глаза его ожили, как у коршуна, увидевшего падаль. Он все время облизывал толстые влажные губы.

— Твой рассказ похож на выдуманную чекистами историю. — Мюллер встал, засунул руки в карманы галифе и подошел к Трикозу. — Неужели ты думаешь, что нас можно обмануть такой дешевкой? А если нам известно, что ты перекрашенный чекист?

Трикоз побледнел, у него мелко задрожали пальцы правой руки, лежавшей на коленях. Едва сдерживая волнение, он пролепетал:

— Докажу... Чем угодно докажу! В мире никто, кроме меня, не ведает, где ваш отец и его верный кучер Онисько спрятали сокровища. Если бы я был чекистом, если бы я хотел... Золотом меня озолоти, все равно не сказал бы...

Мюллер как ошпаренный подскочил к Трикозу. Глаза у него загорелись, словно у голодного волка.

— Тебе известно, где сокровища моего отца? И ты не выдал их? Говори!

И Трикоз рассказал. Потом схватился за голову руками и протяжно завыл, как пес, у которого отняли жирный кусок.

— О, это заслуживает внимания! — уже весело заговорил Мюллер, расстегнув китель. — Но пока слишком мало. Чтобы окончательно убедить нас в твоей преданности фюреру, надо доказать это делом.

— Что я должен еще делать?

Двое опытных слуг фюрера дали ему точные инструкции.

VIII

Своего приятеля Петро дома не застал. Жена Трикоза, Марфа, сказала, что муж отправился куда-то еще на рассвете, а когда вернется, она не знает. Парень потоптался смущенно на пороге и, попрощавшись с хозяйкой, вышел на улицу. Постоял немного у калитки, потом не спеша направился к центру города.

Война наложила на Черногорск свой зловещий отпечаток. Город стал каким-то молчаливым и настороженным. Закрылись магазины, почти совсем обезлюдели улицы, затихли всегда шумные школьные дворы. Петро шел по проспекту, такому уютному в прошлом, и не узнавал его. Половина деревьев вырублена, цветники растоптаны, всюду грязь и запустение. Увидел все это, а в душе такое чувство, будто ему на открытую рану кинули горсть соли.