Однако даже роанские сигареты сейчас вспоминались ей в радужном ностальгическом флере, хотя и ассоциировались с бесконечными ссорами с Ноэлом (изо дня в день, изо дня в день; может, он никогда и не был ей близким?). Ее жизнь, волю, воспоминания, вещи, все, что еще принадлежало ей, вырывали прочь у нее, и она могла лишь выпустить когти и усилить хватку, сознавая, что отдать все равно придется. Пусть даже вместе с когтями.
Дыхание Делоре стало прерывистым. Почему тот мальчик был так добр к ней? Почему кофе – таким вкусным? Почему наступивший день столь прекрасен? Или ей только кажется? И ее дочь… неужели она больше никогда не увидит дочь? Делоре ощущала тоску всем телом.
Стоя на тропинке, она посмотрела вниз. Как будто стоишь на крыше пятиэтажного дома. Высоко, но недостаточно. Ей страшно калечить себя. Она хочет умереть наверняка – и быстро, чтобы не успеть прочувствовать боль. С нее достаточно мучений. Ни капли больше. Следует дойти до вершины Плато, хотя бы просто из принципа – чтобы не уходить с ощущением незавершенности. Ей вдруг припомнились слова Вириты: «дом богов»… Там, наверху, действительно что-то есть. Нечто, что заставило отца притащить ее сюда. В тот день он источал надежду каждой порой. Он был наивен, уповая на высшие силы. Но он всего лишь отчаянно цеплялся за последнюю возможность помочь ей… Все его нотации, придирки и запреты вдруг увиделись Делоре в новом свете.
Она остановилась, чтобы перевести дыхание. Колени дрожали, она едва держалась на ногах.
Делоре споткнулась о камень, но не упала. Она чувствовала себя такой же обессиленной, как в детстве, когда брела по этой тропинке под строгим взглядом отца, и так же хотела назад. Она боялась не смерти, а потери. Отсутствия продолжения. Она станет ничем – превращение, к которому она еще не была готова. И это желание жить было ее, Делоре, желанием, исходящим из той части ее души, которую проклятие не смогло затронуть.
Измученная вконец, Делоре опустилась на тропу. В колени впились острые камушки. Минута жадного отдыха, и снова вперед. Легкие жгло так, будто она вдохнула разъедающий газ. На влажном лице осел прозрачный слой пыли.
И все-таки она добралась. Место производило странное впечатление – как во сне привиделось. Деревья, открытые всем ветрам, со временем причудливо искривились, кроны переплелись в подобие зеленой крыши. Делоре пошла сквозь этот зачарованный лес, поднятый высоко над землей. Как тихо… и как свободно. Нилуса здесь не было – никогда. Не хотел или не смог; какая разница. Главное, что больше он ее не преследует. Делоре хотелось мыслить самостоятельно.
Она все еще боялась и все еще чувствовала злобу. Боль загоралась, словно светлячки, в заполняющей ее тьме и снова гасла. Противная вещунья была права: все, что требуется от Делоре – перестать трепыхаться и тихо уйти. Но против воли рассеянные мысли продолжали свиваться в возражения и просьбы. «Мне неважно, кто из вас, мне даже неважно, существуете ли вы на самом деле. Мне просто нужно, чтобы мне кто-нибудь помог!» Не спастись, нет, в спасение она уже не верила. Просто выдержать эти последние минуты.
Пора. Хватит тянуть время. Делоре подошла к краю. Дорога внизу походила на пересохший ручей, полный серого песка. Отсюда все казалось таким маленьким… ее машина как игрушечная. И она сама казалась бы не больше куклы. Ни единого шанса отделаться телесными повреждениями. Скоро она будет так же мертва, как…
…как Ноэл.
И она приняла. Его несуществование и его невозвратность. Его как жертву ее преступления и как человека, которого она давно уже не любила, но зачем-то внушала себе, что любит, удерживая лишь потому, что боялась остаться одна, наедине с собой.
Нити, соединяющие ее с жизнью, разрывались одна за другой. Ноэл – разрыв. Милли – «Я ей опасна, я не могу быть с ней» – разрыв. Страх перед болью – уже некуда больнее – разрыв. Страх смерти – «Проклятие прикончит меня в любом случае, и это будет еще мучительнее» – разрыв. Все, что прежде сжимало ее в страшных челюстях, становилось беззубым, больше не могло ранить. Все сомнения угасли.
Ледяной ветер обжег ее лицо, и Делоре ощутила себя настоящей – живой, теплой и дышащей, переполненной чувствами. Ее затопило волной любви к себе – странное ощущение, пришедшее к ней впервые. Обычно такое испытывают лишь матери к своим хрупким, уязвимым младенцам. Ей хотелось защитить себя от всего зла в этом мире, но одновременно и от самой себя, потому что она – это тоже зло.