Черная вдова, или Ученица Аль Капоне

– Хочу! – не задумываясь, согласилась она. – А где ты траву-то возьмешь?

– Чтобы разведчик такую мелочь не добыл? Скажешь тоже!

Кальян стоял в зале как украшение – его подарил больной в знак признательности – но по прямому назначению никогда прежде не использовался. Пару раз Марина, конечно, заряжала его специальным ароматическим табаком, чтобы побаловаться в компании, но не более того.

Федор зарядил траву и протянул Марине мундштук:

– Попробуй.

Она неумело затянулась, закашлялась. Отобрав мундштук, он сам затянулся, а потом, прижав свои губы к ее губам, выдохнул дым ей в рот.

Марина улетела почти в ту же секунду – ощущение было потрясающее, тело стало странно легким, невесомым. И сразу захотелось мужской ласки, вот прямо сейчас, здесь, немедленно… И, разумеется, она получила желаемое в полной мере. По-другому Волошин не умел.

Они не могли прожить ни минуты друг без друга, сходили с ума, не слыша хотя бы голоса по телефону. Марина привыкла засыпать и просыпаться в его объятиях, смотреть, как он бреется по утрам, как курит, ждать его по вечерам. Она уже не мыслила своей жизни отдельно от Федора, без него. Видно, это и есть любовь…

Поэтому через несколько месяцев, держа в руках карту поступившего в реанимацию пациента со знакомой фамилией, она не поверила, отказалась верить в то, что это происходит с ней… Это не он, это просто совпадение, думала она, глядя на красную наклейку в углу – реанимация.

– Что с вами, Марина Викторовна? – спросил Гринев, видя, как заливается бледностью ее красивое, надменное лицо.

– Нет… ничего… – пробормотала Коваль, все еще пытаясь сохранить спокойствие. – Кто принимал больного в реанимацию?

– Арбузов.

Она выскочила из ординаторской и побежала в перевязочную. Сестра Аня чуть в обморок не упала, когда заведующая ворвалась в ее стерильные владения без маски и колпака, заорав с порога:

– Виталий Сергеевич, что с больным в реанимации?!

Арбузов от неожиданности уронил на пол зажим:

– Что случилось?

– Я задала вопрос! – заорала Коваль еще громче, уже не в состоянии контролировать себя.

Арбузов, схватив ее за локоть, бесцеремонно выволок из перевязочной.

– Что вы позволяете себе, Марина Викторовна? – раздраженно спросил он. – Я работаю, а вы врываетесь и орете на меня, как будто я проштрафившийся пацан!

Марина смутилась – доктор был абсолютно прав, она перешла все границы, но иначе сейчас просто не могла.

– Извините. Но мне срочно нужна информация. Уделите мне пять минут и можете продолжать.

Она взяла его под руку и повела к себе в кабинет. Там, нервно выдернув из пачки сигарету, закурила и уставилась на сердитого Арбузова.

– Ну?

– Что – ну? – пожал тот плечами. – Там дело швах. У него три пулевых в грудь. Да и проникающее ранение черепа… Самое странное, что он в сознании все время. Сильный мужик.

– А прогноз? – задохнулась Коваль, роняя сигарету на пол и даже не замечая этого.

– Ну, вы же врач, Марина Викторовна, какой прогноз? Пойдете перевязывать, сами все поймете.

– Спасибо, можете идти.

Когда за Арбузовым закрылась дверь, Марина закусила собственные пальцы, чтобы не взвыть во весь голос от ужаса и боли, которые сжали сердце тисками. Шагая вместе с Аней в реанимацию, она изо всех сил пыталась «держать лицо», чтобы сестричка не догадалась, как ей плохо и страшно.

В палате, где лежал Федор, было прохладно и тихо, только аппараты подавали сигналы, да попискивал кардиомонитор. Волошин лежал весь в бинтах, повязка на голове уже пропиталась кровью. Коваль постояла минуту, собираясь с силами, потом кивнула Ане, та подала ножницы. К Марине вернулось самообладание – перед ней был больной, которому она обязана помочь, хотя и видит уже, что только продлевает мучения, прикасаясь к ранам. Закончив, она велела Ане идти в отделение, и девушка удивилась:

– А вы?

– Я сейчас. Идите, Аня.

Марина осталась одна со своим любимым, смотрела и понимала, что все напрасно, ничем помочь уже нельзя… Ее охватило такое отчаяние, такая тоска… Она прижалась лицом к его руке и лежала так, не шевелясь. Федор почувствовал ее, открыл глаза и чуть пошевелился. Марина вздрогнула и подняла голову – на нее уставились широко распахнутые серые глаза, в которых уже почти не было жизни… Федор смотрел на нее, словно хотел получше запомнить перед неизбежным расставанием. Маринино сердце разрывалось от горя – от нее уходил любимый человек, уходил к другой женщине, имя которой – Смерть… И она, Марина Коваль, не в силах помешать отнять его. В этот миг Марина возненавидела свою профессию.

Федор вдруг поднял руку и коснулся ее щеки:

– Не плачь…

Она не выдержала, зарыдала в голос, понимая, что никогда уже ничего не повторится – ни прогулки по лесу, ни безумные ночи, полные страсти и нежности…

– Не плачь, – повторил он.