Обычный телефон девушки не отвечал, хотя Данте пытался дозвониться до нее с тех пор, как сел в автобус. Позвонить на одноразовый телефон Саны парень не мог, гак как номер этого телефона был записан на одноразовый телефон самого Данте, который у него забрал Армейская Куртка.
Кроме Данте по улице шла только группа девушек, которые смеялись и держались друг за друга, чтобы согреться, переходя дорогу к Барнард-колледжу.
Может быть, его отец был прав. Может быть, Данте должен был составить новый план, который бы не угрожал его жизни, ведь поддержание правопорядка явно не было его коньком.
Вдруг Данте заметил побитый белый фургон в той стороне, где располагался Бродвей, рядом с закрытым магазином с фруктами. Мотор фургона был включен, из выхлопной трубы шел белый дым.
Секунду Данте пристально смотрел на фургон, затем накинул на голову капюшон и перешел улицу по направлению к нему.
В водительском окне было темно, и Данте решил в него постучать.
– Эй. Можно мне поговорить с вами минутку? Я просто хотел спросить...
Тут окно опустилось, и первым, что он увидел, было лицо Саны, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами, с заклеенным ртом, связанная на пассажирском сиденье. Когда Данте повернулся, чтобы посмотреть на водителя, ему показалось, что в глаза брызнули из газового баллончика. Он мог представить, что эти баллончики причиняют острую боль, но, когда парень попытался протереть глаза, ему показалось, что они полны песка.
Данте не нужно было быть гением или ученым, чтобы понять, что было в баллончике.
Затем он услышал треск удара металлом по костям, и все его тело пронзила боль. Глаза Саны расширились, и это было последнее, что Данте увидел, перед тем как провалиться в чернильно-черное небытие.
Очнулся Данте от сильнейшей головной боли.
Боль пульсировала в основании черепа, стреляя до самой глубины мозга и превращая его в Шалтая-Болтая, только всадники короля, казалось, ели ложками его мягкий отварной мозг.
Болели даже фолликулы волос. Кожа горела, нервы давили на глазные яблоки. Данте хотелось воткнуть в них вилки и вытащить из глазниц, чтобы снять напряжение.
Потом стало так больно, что невозможно было думать, и Данте потерял сознание.
Все вокруг было размыто, по углам обзора – темнота, центр – светлее, Данте понял, что пришел в себя.
Он попытался что-нибудь разглядеть. Юноша подождал мгновение, но глаза никак не могли сфокусироваться. Он чувствовал себя в каком-то вечном тумане, полуспящим-полубодрствующим.
Тело Данте было тяжелым и вялым, а его сознанию хотелось вернуться в ту теплую тьму, от которой он только что очнулся.
Данте закрыл глаза.
Он попытался дотронуться до своего пульсирующего глаза, но понял, что не может пошевелить рукой. Теперь он был неподвижной жесткой марионеткой. Возможно, деятельность какой-то части его мозга уже была приостановлена и подготовлена к получению инструкций. Но парень еще владел своим сознанием, и это обнадеживало.