Черная жемчужина

— Друг мой! Когда я услыхал эти слова: «свадебная корзинка», я чуть было не лишился чувств… Я вскочил и, наверное, наделал бы каких-нибудь глупостей, но вошла ее мать. Я от души обнял эту добрую женщину и расцеловал ее дочь в обе щеки; это меня успокоило. Я схватил шляпу и бегом бросился домой, в надежде еще сегодня вечером отнести Сусанне цветок… Но проклятая гроза испортила все дело, и я отложил этот счастливый миг до завтра… И вот тебе вся история.

— Ах, Боже мой, — воскликнул Корнелиус, обнимая его. — Две свадьбы сразу!

Тут этот славный малый, подражая уличным мальчишкам у дверей церкви, принялся подбрасывать кверху свою шляпу и кричать:

— Да здравствует свадьба!.. Да здравствуют новобрачные! Да здравствует госпожа Бальтазар!.. Да здравствует госпожа Корнелиус!.. Да здравствуют их будущие дети!

— Да замолчи же, — сказал Бальтазар со смехом, зажимая ему рот. — Ты разбудишь Христиану…

— А, — сказал Корнелиус, понизив голос, — не будем будить Христиану; теперь покажи мне твой цветочек с голубыми крылышками, чтобы я мог им полюбоваться…

— Он спрятан, — сказал Бальтазар, — в маленьком стальном ящичке в моем секретере, вместе со всеми драгоценностями моей покойной матери. Я его вделал в хрустальный оправленный в золото и осыпанный черными жемчужинами медальон. Я еще сегодня утром любовался им. Он прелесть как мил… Вот ты увидишь!

Сказав это, он взял лампу, вытащил из кармана связку ключей и отпер дверь в кабинет…

Едва он вошел туда, как Корнелиус услыхал крик… Он вскочил с места… Бальтазар, весь бледный, показался на пороге:

— Корнелиус!.. Боже мой!..

— Да что такое? Что случилось? — воскликнул испуганный ученый…

— О, Боже мой!.. поди сюда!.. Взгляни!.. Взгляни!..

Бальтазар приподнял кверху лампу, чтобы лучше осветить весь кабинет…

III.

То, что Корнелиусу пришлось увидеть, вполне оправдывало крик Бальтазара!.. Весь пол был усыпан различными бумагами, и их громадное количество легко объяснялось при виде двух зеленых картонов, вырванных из деревянной стойки и опрокинутых на ковер. Прибавьте к этому еще большой сафьяновый портфель, в котором Бальтазар держал свою корреспонденцию и который был также вскрыт, несмотря на стальной замок, и совершенно пуст, а несколько сотен писем было разбросано повсюду.

Но это была еще самая малая часть беды. При виде этого опустошения, в котором он еще не мог дать себе отчета, первым движением Бальтазара было броситься к секретеру. Он был взломан!.. Железный замок, впрочем, лучше воспротивился покушению, чем замок портфеля, и твердо торчал в своей скобке, но не имея возможности его вырвать, взломали крышку секретера. Все дерево около замка было буквально изломано в мельчайшие кусочки, и оторванный замок грустно висел, выставляя свои изогнутые и поломанные гвозди. Что же касается сдвижной крышки секретера, то она была на три четверти приподнята, чего было совершенно достаточно, чтобы рука могла обшарить все его ящички и разные уголки.

Но странное дело… Большая часть ящиков, ничем не защищенных и заключавших в себе большие ценности в процентных бумагах, не были тронуты вором. По-видимому, он не дал себе даже труда отворить их. Все его внимание было обращено на тот ящик, в котором хранилось золото и серебро: приблизительно полторы тысячи дукатов, двести флоринов и маленький стальной ящичек, наполненный драгоценностями, о котором говорил Бальтазар. Этот ящик был вырван из своего помещения и совершенно пуст. Все исчезло, не оставив никакого следа: золото, серебро, драгоценности, и самым жестоким ударом для Бальтазара было то, что поднятый с полу стальной ящичек оказался также пуст и что медальон также исчез вместе со всеми остальными драгоценностями!..

Эта ужасная потеря, огорчившая его гораздо более, чем потеря денег, повергла его вместо первоначального столбняка в настоящий припадок безумия. Резким движением он отворил окно и изо всех сил принялся кричать: «Воры!»… Во всем городе по обыкновению поднялись бы крики: «Пожар!», если б этот первый крик не привлек отряда полицейских, отправленных для осмотра и приведения в порядок произведенных грозой разрушений. Они быстро подбежали к окну, в котором Бальтазар кричал, махал руками, не будучи в состоянии ничего объяснить толком. Все-таки их начальник г. Трикамп понял, что дело идет о каких-то украденных вещах. Попросив Бальтазара в собственном интересе как можно меньше шуметь, он поставил двух полицейских на улице для наблюдения за входами и попросил ввести его в дом, не будя никого, что и было немедленно исполнено Корнелиусом.

IV.

Когда дверь была отперта безо всякого шума, г. Трикамп вошел на цыпочках в сопровождении третьего полицейского, которого он оставил в передней, со строгим приказом не впускать и не выпускать никого. Было около полуночи; весь город спал, и по царившей в доме тишине можно было быть уверенным, что глуховатая Гудула и утомленная вследствие грозы Христиана не слыхали никакого шума и спокойно спали.

— Ну-с, — сказал шепотом г. Трикамп, — в чем дело?