Слава, как известно, не вечна. И, прекрасно понимая это, Иван Николаевич должен бы продолжать на нее работать. К этому его подталкивал и энтузиазм воодушевленной убийством Плеве партийной молодежи, и складывающееся в партии настроение на террор, как на основной метод работы. Это было настроение нетерпеливо-го большинства, поддерживаемого самым влиятельным в ПСР человеком — Михаилом Гоцем.
Несмотря на усиливающуюся болезнь, на первые признаки надвигающегося паралича, Гоц был подлинным генератором идей, которые Азеф лишь осуществлял на практике, присваивая в случае успеха лавры героя-победителя себе и укрепляя таким образом собственный авторитет. Этот авторитет, по его оказавшимся в дальнейшем совершенно правильным расчетам, должен был стать надежной защитой на случай, если вдруг как-нибудь вскроются его многолетние связи с Департаментом. Такому никто не должен был бы поверить, несмотря на любые доказательства.
Азеф знал, что люди не видят и не слышат того, чего они не хотят видеть и слышать, что нежелание видеть и слышать нежелаемое заставляют умолкнуть самые реальные факты, глушат самые сильные доводы разума, подменяемого слепой верой и фанатичным упрямством. И лишь немногие, единицы, находят в себе силы и возможность подняться над всем этим и, трезво взглянув внутрь себя, признать крах того, во что они еще вчера так верили и в чем до самого последнего мгновения наотрез не желали даже усомниться.
К концу 1904 года Азеф сумел значительно укрепить и расширить Боевую Организацию. Теперь ему активно помогал и Центральный комитет, в котором по- прежнему главные роли играли Михаил Гоц и Виктор Чернов. Помощь была всевозможная: идейно-организационная, моральная и материальная. И без того богатая касса ВО стала пополняться еще и из кассы ЦК. На общем совещании в Париже, под носом у Ратаева и его заграничной агентуры, руководители ЦК и ВО приняли решение развернуть поход против «вождей придворной реакционной партии», а именно против великих князей Сергея Александровича (дяди царя, генерал-губернатора Москвы и командующего московским военным округом) и Владимира Александровича, тоже дяди царя, считающегося влиятельной и крайне реакционной фигурой даже в царском окружении. Было запланировано и покушение все на того же Клейгельса. Можно предположить, что на этом настаивал Савинков, для которого убийство киевского генерал-губернатора стало своего рода идеей фикс.
Ратаеву обо всем этом инженер Раскин не доложил, зато немедленно принялся за конкретную разработку планов терактов. По политической театральности их постановки он задумал переплюнуть самого «художника в терроре» Гершуни: покушения в Петербурге, Москве и Киеве должны были произойти одновременно, что дало бы небывалый доселе в деле террора эффект. Для каждой операции было создано по отдельному отряду. Московский возглавил Савинков. Ему было выделено четыре боевика и семь тысяч рублей — для начала. Самый маленький отряд — из трех человек во главе с Боришанским — выделялся против Клейгельса, а самый большой (пятнадцать боевиков), возглавляемый Максом Швейцером, отправлялся в Петербург — против великого князя Владимира Александровича. Швейцеру поручалось также начать подготовку терактов против петербургского генерал-губернатора Трепова и товарища министра внутренних дел Петра Николаевича Дурново, в 1884—1893 годах бывшего директором Департамента полиции (и санкционировавшего вербовку студента из Карлсруэ Евно Фишелевича Азефа).
И то, что имя Дурново появилось в списке «смертников», — не было ли это стремление Азефа начать избавляться от опасных для его будущего свидетелей? Ведь занимая и теперь высокий пост в министерстве внутренних дел, Дурново знал о продолжающейся работе на полицию своего давнего «крестника».
Динамит, необходимый для покушений, изготовлялся в нелегальной парижской лаборатории под непосредственным контролем Ивана Николаевича. Он же обеспечивал отъезжающих в Россию боевиков фальшивыми документами. И, следуя своим правилам, собирался прибыть к месту действия лишь после того, как будет закончена работа наблюдателей — все тех же «извозчиков» и «разносчиков» — для ревизии и корректировки действий боевиков.
В конце ноября 1904 года все три отряда благополучно перебазировались в Россию — к местам предстоящих им боевых действий — и приступили к подготовительной работе.
ГЛАВА 29
«Мэри Гонзалес, взятая нами горничная баронессы Миллер, показала: вечером, накануне своей смерти Никольский явился к баронессе. Я подала им самовар. О чем они разговаривали, не знаю — не слышала.
Потом Никольский ушел, забрав хранившийся в кабинете баронессы, которым он всегда пользовался, как своим, зеленый атташе-кейс. На следующее утро, около 8 часов, он пришел опять и принес кейс. Баронесса была еще в постели, но он прошел к ней в спальню, и они некоторое время о чем-то разговаривали. К утреннему чаю Никольский не остался, он очень спешил и ушел, оставив кейс в кабинете баронессы.