В такие моменты меня выручало спиртное и музыка. Можно положить на грудь кошку, налить в кружку коньяку, врубить "My immortal" и лежать без движения, глотая ушами слезы. Можно оплакивать свою жизнь тысячу, тысячу и тысячу раз.
Можно тысячу и тысячу раз задаться вопросом: в определенный ли момент обрывается струна, разбивается стекло, etc. или просто радость сочится сквозь не заделанную герметиком щель внутри, как течет наш бачок в туалете, из-за чего всегда на полу лужа... и так же у меня внутри... То есть нет, у меня внутри -- огромный океан, над которым огромное небо, и солнце, и птица, парящая над водами. И крылья ее устали, но нет ни конца ни краю этой воде, этой тоске.
Жизнь можно отнять один раз, а радость можно отнимать тысячу и тысячу раз -- и всегда, пока человек жив, у него найдется что отнять.
Быть может, однажды кто-то сказал: "Нет, не сегодня" -- и острый карандаш легко прочертил несколько тонких, но крепких железных прутьев. И на противоположной стороне замер человек, лица которого я не помню.
И кто-то сказал: "Нет, внесем разнообразие. Над этой будем издеваться иначе".
Нас убивают. Нас всех убивают. Каждый день нас убивают -- и если однажды петля на шее ослабляется, то только для того, чтобы потом затянуться туже. И всякая жалость и нежность -- как надежда, что отпустят, смилуются -- это только часть пытки.
Впрочем, никого нет. Посмотри туда, посмотри в пустоту -- там никого нет. Ты все выдумала, некому тебя мучить, мир просто таков и все. Таков для всех.
То, что мечты осыпаются тебе на голову, удар за ударом вышибая дух, -- это закон всемирного тяготения. Остается только прикрывать голову руками. Но больно, как же больно...
В дверь стучали. Барабанили прямо с жуткой настойчивостью. Соседка открыла -- и я услышала голос нашего поселкового активиста, который, видимо, пришел собирать подписи за или против чего-то.
-- А соседка твоя дома? Зови и ее -- петицию составлять будем.
Мне постучали -- пришлось выйти, рожа наверняка опухшая, но у нас в коридоре слабая лампочка, так что все равно никто ничего не заметит.
-- Так! -- Активист, мужчина лет пятидесяти в спортивных штанах, толстой куртке защитного цвета и вязаной красно-синей шапочке, похожей на ту, которую носил когда-то мой отец (бабушка вязала), размахивал в воздухе какими-то листами. -- Ой, мама, что это у вас? -- Куклу, сидевшую в коридоре, Коля разрисовал черным маркером под зомби, так что теперь она наводила ужас на всех. -- Я вот бланки достал, будем писать прошение о проведении капитального ремонта.
-- Что писать-то? -- Соседка села на ящик, служивший у нас на кухне табуреткой.
-- Как есть, так и пиши: все сгнило к хуям, стены рассыпаются, пол проваливается...
-- Бачок течет... -- начала я.
-- Нет, бачок -- это совсем другое, у вас вообще по плану дома без водопровода, так что бачка у вас просто быть не должно, ковшиком из ведра надо сливать.
-- Так мы ж из батарей...
-- Про батареи нельзя писать, это незаконно! Напишите, как ваш Коля чуть в яму с говном не провалился... Когда это было?
-- Так ведь лет десять назад уже, -- пробормотала Ирина Яковлевна. -- Сейчас-то у него нога уже не пролезет в ту дырку. Сорок третий размер.
-- Пишите в прошедшем времени.
-- Так как? Просим провести в нашем доме капитальный ремонт, -- Соседка начали писать, -- так как в 2000 году мой сын Николай во время прогулки во дворе, проходя вдоль стены дома, провалился ногой в яму с... как тут написать?
-- С отходами жизнедеятельности, -- предложил Андрей. -- Или даже так: отходами жизнедеятельности жильцов нашего дома.
-- ...отходами жизни... деятельности...
-- Жизнедеятельности -- в одной слово, -- подсказала я.
-- Я тут исправлю.
-- Это будет черновик, потом набело перепишете, -- вставил Андрей. -- А то они там не смогут прочесть, что вы тут начеркали.
-- Да я сама не могу уже разобрать.
-- Пишите, пишите!
-- Да что писать-то? Застряла нога между бетонной плитой, которой яма прикрыта, и ее краем, еле выдернул, кроссовок испортил. Что еще писать-то? Пол вон прогнил на кухне, тоже если станешь неосторожно, можешь в яму провалиться. Это тоже писать?
-- Пишите: имеется угроза разрушения досок пола и... как это написать?
-- Провала в говно?
Давненько мы так не смеялись. Наверное, это был первый случай эдакого душевного единения -- моего с народом. Соседка писала и зачеркивала, мы искали слова, но всякий раз сходились на том, что провал в говно -- это самое ёмкое определение того, что происходило с нами.
Наконец Андрей, отсмеявшись, заметил: