Чернее (СИ)

Я не виновата, что не в рифму.

Помимо бабок с нами ехало и немного молодежи -- какие-то благообразные девушки с кроткими лицами, многодетное семейство и еще одна женщина лет сорока, вся в черном. Женщина была родом с Украины, приехала к нам, потому что вышла замуж, а тут недавно муж ее умер, она осталась вдовой, вот кто-то и надоумил ее съездить в эту поездку, к святыням. Женщина была очень веселая, много шутила, смеялась, помогала старушкам садиться в автобус, улыбалась детям, в общем, мне она сразу понравилась.

Когда мы приехали к источнику, обнаружилось, что не одни мы такие умные -- очередь была километровая. Я изнывала на жаре, стоя между двух бабок и мечтая лишь об одном -- чтоб побыстрее все-таки окунуться и свалить отсюда подальше. Узел платка впивался в подбородок, ноги гудели, болела спина.

И тут заметила любопытную парочку, двигавшуюся параллельно очереди. Высокий мужчина и... маленький медвежонок, которого мужчина вел за собой на веревке. Мужчина предлагал народу сфотографироваться с медвежонком. Разумеется, останавливался он напротив молодых девушек и семейный пар с детьми, кто-то даже соглашался, многие гладили медвежонка.

-- Ой, вэдмэдык!

Женщина в черном присела рядом с медвежонком.

-- Малэнький!

Дальше произошло странное. Она просто взяла медвежонка в руки. Как будто это был не зверь, а маленький ребенок. Взяла на руки, как младенца.

-- Вин мэду хоче! Бидна дытына! -- И она стала укачивать его на руках, как ребенка. -- Спы, малэнький! Втомывся, бидный!

И медвежонок совершенно спокойно лежал на ее руках, и она качала его, что-то совсем тихонечко напевая себе под нос, неразборчиво, видимо, на украинском, и все остальные столпились вокруг нее и молча смотрели, пока мужик, приведший медвежонка, не протянул к ней руки, требуя своего зверя обратно. Она его отдала, и мне показалось, медвежонку совсем не хотелось уходить от нее, но мужик понес его дальше уже на руках, как будто боялся уже опустить на землю, словно сейчас так было уже неправильно: ведь детей мы не таскаем за собой на веревке.

И очередь снова выровнялась, все перешептывались, обсуждая увиденное, а я думала, что, может, ничего страннее не увижу в этой жизни, под жарким солнцем женщина в черном баюкает, словно младенца, медведя, напевая ему что-то на неизвестном мне языке.

И теперь, когда мне говорят, что человеку не нужна жалость, я думаю: да идите вы куда подальше, дебилы, медведю, зверю из леса, и то нужна была всего капля жалости, не то что человеку, а ведь он, честно говоря, тоже в глубине души медведь, которому всего-то надо -- сладенького да заснуть у чьего-то теплого бока, когда вокруг наступает зима и какие-то серые фигуры, выстроившись в очередь, идут стройными рядами куда-то на поиски живой воды.

Я просто хочу, чтобы меня любили. А все остальное -- оставьте себе. Даже меда можно не давать.

Работа работалась. День за днем. Шаг за шагом. В дурном или в хорошем настроении -- я работала. Хорошо или плохо -- но работала. Конечно, можно было и лучше, но не всегда получалось. Мне нравилось работать с книгами. Милые ребятишки эти тексты. А я им -- как бабушка. Они прибегают, а я:

-- И где это ты так выпачкалась? Носом мороженое ела? Стой, погоди, егоза! -- достаю из сумки носовой платочек, плюю на уголок. -- Так-так... Стой, не вертись! И давай колготки подтянем, а то пузыри на коленках... Вот, совсем другое дело! Тут у нас тавтология -- подберем синоним, а вот это несогласованное предложение разделим на две части... И вот какой у нас красавчик получился, любо-дорого смотреть!..

Но иногда возникали ситуации, когда в текст я входила, как в темную чащу или тонула в болоте... а иногда -- просто ныряла в сортир...

-- Шеф, мне кажется... Это неправильно... Здесь три страницы вот этих вот его фантазий...

-- Каких?

-- Извращенческих. И какое они отношение имеют к его открытиям?

-- Люда, это биографические очерки. Там и про семейную жизнь написано.

-- Какая же это семейная жизнь, когда он девятилетнюю девочку, скотина поганая...

-- Люда, Люда...

-- Что, что, Люда? Не могу, простите!

-- Из песни слова не выкинешь.

-- Ну давайте хотя бы напишем как-то по-другому... Без вот этого смакования...

-- Люд, бл... вы же умная женщина... поймите: автор -- уважаемый человек, он сам никого не насиловал, а написано... ну написано... Люд, ну мы взрослые люди, не стоит впадать в истерику по такому поводу...

-- Я не впадаю. Ладно. Я предупредила.

-- Люд, деньги, может, будут через пару недель. Грант на книжку от Министерства печати. Пока продержитесь-то?

-- Да, конечно.

Нажимаю "отбой". Руки как-то подрагивают. И чего я разошлась, ну правда? Я же взрослая. Не маленькая девочка. Но рыдаю, как маленькая. Хотя нет, так я никогда не рыдала в детстве. Как будто внутри бешено вверх-вниз, вверх-вниз ходит лифт, и нет сердцу опоры... За что мне это? Опять и опять? За что? Не надо напоминать. Не надо. Не надо, пожалуйста...