Черняев 1981

- Гордон! Я насчет Афганистана. Ты видел, что Пайетте отказали в слове здесь. И не потому, что мы боимся его мнения. В «Правде» оно будет опубликовано на весь мир. Но ты пойми: наш съезд - не международное совещание. Здесь не место демонстрировать разногласия. Гости на съезд приезжают для выражения солидарности с тем, с чем они согласны и в отношении чего они считают полезным солидарность коммунистов. Когда мы едем на съезд к итальянцам, испанцам, к вам, мы делаем только это - мы говорим о солидарности с вашей борьбой, о нашей симпатии и поддержке. Хотя у нас есть, что сказать по поводу того, что мы просто считаем ошибочным и вредным. Пойми и другое: для 5000 наших делегатов это не только политический форум - партийное собрание высочайшего уровня. Это и праздник. Они, эти простые люди, которые работают действительно самоотверженно, бывают в столице раз в несколько лет. Зачем ты хочешь их разочаровать? И разочаровать не в их убеждениях, не в правоте позиции ЦК КПСС, а в своей собственной партии. Ты ведь знаешь, что представления о ней с самых школьных лет, у наших людей самое благожелательное. И потом - никаких аргументов в пользу своей позиции по Афганистану у тебя просто не будет времени привести. Значит, это будет «выкрик», который как таковой прозвучит оскорбительно. Ты испортишь и все впечатление от своего выступления, ты испортишь и отношения между нашими двумя партиями. И т.п. в этом духе.

Он слушал, порозовев. Потом взял меня за плечи. «Иначе я не могу. Меня не поймет Исполком. Меня обвинят, что я исключил это под нажимом. Но я подумаю». Прозвенел звонок, я пошел за сцену, он - на сцену.

После обеда Лагутин (референт) сообщил мне, что Макленнан решил оставить в речи фразу об Афганистане.

Вечером замов собрал Пономарев. Передал «возмущение президиума» съезда по поводу того, что некоторые иностранные гости выступают по 20 минут. Тогда как договаривались по 7-10 минут. (Это относилось к представителям Анголы, Сирии, Мозамбика, которые помимо своей пустопорожней болтовни еще зачитывали послания своих президентов и презрительно отвергали любые попытки их «сократить», любые резоны - мол, подумайте о других, вы же вышибаете их пачками из КДС!) Сам Б.Н. был раздражен, всех оговаривал и впервые окрысился на меня («что вы глупость говорите, прямо кровь бросается в глаза!» Правда, это было до истории с Пайеттой, но как раз в тот день, когда было решено отказать ему в КДС. Замы пытались огрызаться, но он, видимо, сам получив оплеуху сверху, рычал и ничего не слушал. В конце я со злости сказал: «Между прочим, теперь Макленнан остается единственным в КДС, у кого будет Афганистан, завтра он выступает».

Б.Н. мне категорично и яростно:

- Не давать слова!

- Так и сообщить ему?

- Да. Так и сообщить!

Вернувшись к себе, я вызвал Джавада и велел исполнить. Он, дождавшись, когда англичане возвратятся из театра, сообщил Макленнану «решение президиума». Тот не бушевал. Огорчился. Примирился с тем, что ему, как и Пайетте, придется выступать на каком- нибудь из митингов.

На утро Джавад сообщил мне вышеизложенное. «Что будем делать?»

- Слушай, - говорит, - давай напишем Б.Н.’у записочку, процитируем это место (про Афганистан), ведь там легкое касание. Б.Н. ведь не видел самого текста. Допиши чего- нибудь от себя.

Так и сделали. И помощник понес записочку Пономареву.

Из последующего я понял, что он ни с кем не обговорил своего «указания» не давать слова англичанину. Но и не поставил вопроса о снятии его фамилии из «памятки» председательствующего. Балмашнов же принес мне следующее: Борис Николаевич внимательно прочитал Вашу записку, подумал и еще раз подумал , и сказал: пусть решает Черняев!

Это в его стиле. Он понимал, что в отношении Пайетты была сделана глупость, и не хотел усугублять ее Макленнаном. Но не хотел и брать на себя ответственности, поэтому подставлял на всякий случай в качестве «стрелочника» Черняева. Но мне было плевать - я исходил из того, что глупость, действительно, не надо усугублять, тем более, что это коснется отношений с «моей» партией. И технически решить мне было очень просто. Мне уже «донесли», что Макленнан не вычеркнут из списка ораторов. А раз так, мне оставалось промолчать, ничего не предпринимать, - и Макленнан автоматически получит слово. Но тут обожгла мысль: он сам-то ведь не ждет, не готов,. в синхроне его текст (перевод) есть, а есть ли его собственный текст при нем? Срочно позвал Лагутина, тот помчался «на сцену». И оказалось, что текст Гордон действительно не взял с собой, решив, что «всё!» Мог бы и сам не придти - остальная делегация поехала в какую-то английскую школу .