Читаем Черняев 1988 полностью

Но не только в этом... Яковлев - бригадир давал мне на переделку все остальные разделы (кроме экономики), причем, дважды. А Фролове кие куски я просто переписал (да и писал-то их не он сам, вызывал из «Коммуниста» своих белых рабов - Лациса и Колесникова). Фролов, не моргнув, выдал их за свои, хотя и не знал, кто их переписывал... Видимо, решил, что Яковлев - бригадир.

И при проходке-передиктовке всех текстов - доклада и резолюций я вторгался не раз, вызывая раздражение М.С. (Он позволяет себе довольно невежливо меня «сажать на место», хотдлжрызаюсь, и никогда - Фролова, ^ академик! - и опять же - не обидеть бы Р.М.!)

М.С., взял меня в первую комиссию - по первым двум главным резолюциям. И поскольку никакого «аппарата» при ней (165 чел.) не было, результаты дискуссии в комиссии превращал в текст я. И М.С. практически все принял, в том числе и знаменитую клятву, что «КПСС никогда больше не допустит ничего подобного культу и застою». Весь мир обратил на нее внимание: «КПСС этим достигла вершины разрыва с прошлым» («Массаджеро»).

Словом, я доволен своим анонимным вкладом в это «переломное событие» нашей истории.

О Русте. Еще в Ново-Огареве по какому-то поводу зашла о нем речь.

М.С.: «Что с ним делать?» Я сразу встрял: «Отпускать надо. Сразу после конференции - как демонстрация гуманизации, которой она даст импульс. И не надо это - не дай Бог! - делать близко к визиту Коля или Геншера».

Меня сразу поддержали Лукьянов и Яковлев.

М.С. тут же решил - отпускаем. И велел Болдину позвонить Чебрикову, чтоб готовил. Прошла конференция. А бумаги на этот счет нет. Вчера после встречи с президентом Индии в Екатерининском зале я говорю ему: «Михаил Сергеевич, Вы уезжаете в Польшу. Сейчас окунетесь в последнюю подготовку. А у меня дела».

Он: Вот пойдем сейчас в ЦК, там и поговорим.

Я: Как пойдем?

Он: Так вот и пойдем, ногами. Вышли из здания и пошли. Охране он велел «отскочить подальше», чтоб «не мельтешили». Идем вдвоем. Еще в Кремле - народищу, экскурсанты, туристы. Ошеломление полное. Кто в растерянности останавливается, жмется к стене, кто бросается жать руки, бабы - так те прямо на шею кидаются. Он пытается говорить с ними, у них, конечно, дар речи исчезает. Что-то восхищенно восклицают, хлопают. Подходит к одной группе, затевает разговор - о жизни, о конференции, спрашивает кто откуда, реагирует на их реплики. Попалась группа молодых французов, с ними пообщался. У Александровского собора сбежалась огромная толпа: свои - от Хабаровска до Минска, болгары, чехи, ГДР’овцы. Каждый норовит себя назвать, пожать руку, прикоснуться к нему. Когда подошел к французам, подлетела какая-то наша провинциальная тетка, говорит: «А я? А я?» Он ее обнял, что-то сказал, так и простояли они обнявшись, окруженные ликующими, восклицающими и фотографирующими французами. У колокола еще с одной толпой поговорил... и быстро пошел к Спасской башне. Народ бежит к нему со всех концов - от пушки и сада. Прошли Спасские: вся Красная площадь сразу заколыхалась. Я ему говорю: Вот здесь Руст сел. Помните, Вы хотели покончить с этим... Да, да, говорит, хорошо, что ты напомнил. Сейчас придем - позвоню. (И действительно, как пришли - позвонил Шеварнадзе, Чебриков в отпуску) и велел «сегодня же» представить бумагу.

Очередь у Василия Блаженного рассосалась. Люди ринулись к ограде. Тут какие- то шведы - обнимаются, говорят что-то. Один мужик положил ему руку на плечо, говорит: «Михаил Сергеевич, поменьше работайте, берегите себя, видно ведь, как Вы устали» М.С. тоже похлопал его по плечу: «Ничего, говорит, друг. Выдюжим. Только сейчас и работать. Отдохнем потом». Народ - сотни - из-за ограды храма орут: «Михаил Сергеевич, мы с Вами, держитесь. Всегда с Вами. Хорошо. Спасибо». «Пойдем, говорит, по улице Разина. Мимо «России» хочу пройти. Я всегда тут останавливался, когда из Ставрополя приезжал». Перешли дорогу к дому интендантства. Итальянцы навстречу, человек 25... Те уж совсем не стесняясь повисли на нем со всех сторон. И я заметил - из 25-30 сколько их было - каждый либо руку пожал, либо обнял, либо подержался за локоть, за талию. Кричат. Зовут в Италию... Восторг неподдельный.

Прошли по ул. Разина перед изумленными прохожими. А начиная с Ипатьевского

- перед изумленным аппаратом ЦК, который в это время массой двигал в столовую.

Так вот дошли до подъезда, он забрал, меня в кабинет на текущие дела. И тут я узнал, что с 1 августа он идет в отпуск. «И ты собирайся, поедем опять вместе... И, может

опять что-нибудь придумаем»... (Намекал.на то, что в |98йходу^_^^ Рейкьявик, в 1987 - Книгу «Перестройка» и доклад о 70-летии).

13 сентября 88 г.

В сентябре М.С. собрался в Красноярск. А я оказался на Мичуринском, в больнице с сердцем. Опишу на досуге, что было в Крыму.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь
Жизнь

В своей вдохновляющей и удивительно честной книге Кит Ричардс вспоминает подробности создания одной из главных групп в истории рока, раскрывает секреты своего гитарного почерка и воссоздает портрет целого поколения. "Жизнь" Кита Ричардса стала абсолютным бестселлером во всем мире, а автор получил за нее литературную премию Норманна Мейлера (2011).Как родилась одна из величайших групп в истории рок-н-ролла? Как появилась песня Satisfaction? Как перенести бремя славы, как не впасть в панику при виде самых красивых женщин в мире и что делать, если твоя машина набита запрещенными препаратами, а на хвосте - копы? В своей книге один из основателей Rolling Stones Кит Ричардс отвечает на эти вопросы, дает советы, как выжить в самых сложных ситуациях, рассказывает историю рока, учит играть на гитаре и очень подробно объясняет, что такое настоящий рок-н-ролл. Ответ прост, рок-н-ролл - это жизнь.

Кит Ричардс

Музыка / Прочая старинная литература / Древние книги
Слово о полку Игореве
Слово о полку Игореве

Исследование выдающегося историка Древней Руси А. А. Зимина содержит оригинальную, отличную от общепризнанной, концепцию происхождения и времени создания «Слова о полку Игореве». В книге содержится ценный материал о соотношении текста «Слова» с русскими летописями, историческими повестями XV–XVI вв., неординарные решения ряда проблем «слововедения», а также обстоятельный обзор оценок «Слова» в русской и зарубежной науке XIX–XX вв.Не ознакомившись в полной мере с аргументацией А. А. Зимина, несомненно самого основательного из числа «скептиков», мы не можем продолжать изучение «Слова», в частности проблем его атрибуции и времени создания.Книга рассчитана не только на специалистов по древнерусской литературе, но и на всех, интересующихся спорными проблемами возникновения «Слова».

Александр Александрович Зимин

Научная литература / Древнерусская литература / Прочая старинная литература / Прочая научная литература / Древние книги / Литературоведение