…Сколько было встреч и прощаний,Сколько писем из разных столиц;Сколько жестов, слов, обещаний,Сколько прежних и новых лиц!Сколько всяческих посиделок,От которых наутро мутит,Сколько литературных поделок,За которые гложет и стыд!..Но сказалась, видно, закалка:Средь «упорной борьбы и труда»Стала веткой голая палка —«Кап, — сказал я, — иди сюда!..»[1]Он сейчас под берёзой в Голицыне,Ну, а я суечусь покаИ, как прежде, с тайной милициейРасхожусь во мненьях слегка…Антураж мы сменить хотели,Но куда от себя умчать,Коль краснеет в душе и на телеНаша Каинова печать?..И сажали кого-то в тюрьмы,Ну, а кто-то намыливал хвост…Мы ж хлебали всё ту же тюрюПод ухмылку всё тех же звёзд… Что ж скрепляло нас в эти лЕта,Облегчало жизненный тур?Я отвечу: главное — этоТа «лямУр», что была «тужУр»!..
А вот, помнишь, — на перелом твоей стройной ноги:
Не пАхнуло б дело больницей,Справляла б не там юбилей,Когда бы жила за границей,Среди Елисейских Полей;Когда бы ходила по ПрАдо,Альпийский бы зрела пейзаж —Тогда и больницы не надо,Не нужен ни гипс, ни массаж…Но мы ведь с тобой патриоты,И даже в небесном раюМы стали б до боли, до рвотыОплакивать тачку свою…Пусть кость перебита отчасти,Давленье приносит беду,Но есть и здоровые части —Они ведь ещё на ходу…
Вторгаются нотки отчаяния:
Я, неверующий, неверящий,Об одном Тебя, Боже, молю:Ты, все наши поступки мерящий,Указующий путь кораблю;Ты, в чьей руце и смерть, и здравица,Различающий правду и грим,Помоги мне с одним лишь справиться —С раздраженьем жестоким моим,Что направлено чаще на ближнего,На того, кто мне ближе всех;Сколько сказано, сделано лишнего —На душе неизбывный грех.Сам себя ни за что не помилую,Хоть мой ближний прощает мне,Отдаю свою душу хилую —Пусть горит на высоком огне!.. Но, пока по земле я шастаю,Помоги лишь немного, Ты:В чашу жизни мою несчастнуюВлей хоть капельку доброты —Чтоб греховным своим упущениямМог я крикнуть под занавес:«Сгинь!»Чтоб она одарила прощениемВсе мои прегрешенья.Аминь!