Чернила и огонь

– Были времена, когда книги доходили до потолка, – рассказывал он. – А иногда их даже ставили в два ряда, чтобы побольше вместилось. Старик проводил тут большую часть времени. Ел, читал, а иногда даже спал прямо здесь, в окружении своей коллекции. Она была самой большой его ценностью. Там были книги на разных языках и практически на любую тему. Если не ошибаюсь, около тридцати тысяч экземпляров.

Он произнес это так, как будто на самом деле это число не казалось ему таким уж большим, а затем прошел в дальний конец комнаты, где стоял каменный камин, такой огромный, что в него мог бы легко поместиться взрослый мужчина. Внутри не было остатков пепла или сгоревших дров, словно прошло уже много времени с тех пор, как его в последний раз разжигали, чтобы обогреть эти стены, если вовсе использовали. Рядом с камином стоял набор кованых кочерег в таком прекрасном состоянии и таких блестящих, что, казалось, ими едва ли пользовались с тех пор, как кто-то поставил их сюда в самом начале.

Остановившись перед камином, Вальдерроблес молча на него посмотрел, как будто само его существование навевало на него давние и непостижимые воспоминания. Мне не пришлось спрашивать его, что случилось с роскошной коллекцией его тестя. Я и так догадалась, что за судьба постигла все эти книги: скорее всего, он продал их какому-нибудь перекупщику, чтобы получить деньги, которым он мог бы расплатиться со своими кредиторами. Но, видимо, он заключил невыгодную сделку либо заработанных денег оказалось недостаточно, чтобы погасить непомерные долги.

Где же теперь эти книги? Если они и правда представляли такую ценность, то должны были оставить хоть какие-то следы. Тридцать тысяч книг не могут просто взять и исчезнуть. К тому же, если у Хербста и правда хранились некоторые примечательные экземпляры, вроде тех, что когда-то были частью Библиотеки Еврейской общины Рима, то их продажа вызвала бы ажиотаж среди коллекционеров, которые хотя бы краем уха о них слышали.

Это навело меня на мысль, что на самом деле не все книги Хербста находились здесь, в пределах досягаемости этого пьяницы, расхаживавшего со скучающим видом человека, который уже рассказывал одну и ту же историю столько раз, что и сам перестал ей удивляться.

– У Хербста была еще одна библиотека?

Вальдерроблес взглянул на меня, наморщив лоб. Казалось, он в жизни не слышал ничего более абсурдного.

– А этой вам недостаточно?

Поняв, что я не собираюсь ему отвечать, он с безразличием на меня посмотрел, и пиджак снова начал плясать на его тощих, будто скрученных из проволоки, плечах.

– Насколько я знаю, больше книг не было. Это и была его коллекция. Он так много времени проводил в этих стенах, что иногда нам приходилось сюда заглядывать, чтобы убедиться, что он все еще жив. Он часто запирал двери на ключ, чтобы мы не могли помешать ему заниматься своими делами.

– Кому вы продали книги?

Вальдерроблес заглянул в стакан, с сожалением, что тот так быстро опустел.

– Я пригласил нескольких коллекционеров на них взглянуть, – поведал он. – Сначала я продал несколько отдельных экземпляров, чтобы залатать пару дыр, но уже скоро начал избавляться от них партиями по сто-двести штук за раз.

«Или по пятьсот-тысяче», – сказала про себя я. Словно предвидя, что я думаю о подобном подходе, он поспешил сбавить градус пафоса, фыркнув.

– А зачем мне все эти книги? Они стояли тут, собирали пыль и портились. Разве не лучше было позволить кому-то еще ими насладиться?

Он говорил с убежденностью вруна, который, повторяя одну и ту же ложь снова и снова, начал в нее верить. Впрочем, я уже столько раз сталкивалась с подобной ситуацией, что могла довольно точно представить себе, что же произошло на самом деле: скорее всего, прямо в день смерти Хербста, а то и раньше, Вальдерроблес начал распродавать его книги, надеясь заработать денег, чтобы поправить свое шаткое финансовое положение.

Существует такая поговорка о библиофилах: как только их трупы выносят за порог, их библиотеки вскоре отправляются вслед за ними.

– Есть один книготорговец в Кадисе, – добавил он. – Он помог мне найти покупателей для коллекции старика.

Я предположила, что он имел в виду Хуана Мануэля. Он говорил спокойно, словно ему нечего было скрывать. Несомненно, он еще не знал о смерти книготорговца, что определенно, ну, или почти, доказывало, что виновным в этом преступлении был не он. А может, он был талантливейшим актером. Когда я подняла взгляд, то заметила, что он слегка переменился в лице, и эта метаморфоза напомнила мне коктейль, состоявший из одной части жадности и двух частей приспособленчества, приправленный щепоткой отчаяния.

– Вы сказали, что принесли книгу.

Именно по этой причине он пустил нас в дом. Мужчина надеялся, что наш визит позволит ему выйти на какую-нибудь выгодную сделку, благодаря которой он сможет выплатить часть долгов или, по крайней мере, купить себе еще бутылку «Баллантайнса».

– Не обижайтесь, Вальдерроблес, но я сомневаюсь, что вы сможете заплатить столько, сколько мы надеемся выручить за этот экземпляр.