Чернила и огонь

Сложно было сказать, но я очень сомневалась, что его преступления ограничивались теми, о которых мы знали. Учитывая количество книг, которые оставил Хербст, Стратосу потребовалось бы немало времени, чтобы собрать их все.

Принимая во внимание, что, совершая убийства, он переезжал из страны в страну, маловероятно, что следователи, занимавшиеся каждым из этих преступлений, установили бы между ними связь. Скорее всего, он приезжал в эти страны, совершал свои злодеяния и покидал их еще до того, как начинал вызывать подозрения. А еще он поджигал библиотеки и магазины, которые посещал. Полиции требовалось какое-то время, чтобы установить, что речь шла не о несчастном случае и что на самом деле пожары были спровоцированы. За это время он уже успевал скрыться.

И тут меня осенило: до этого момента у нас не было ничего, кроме предположений, а полиция не могла связать преступления Стратоса воедино, но теперь все изменилось.

– Те папки, что мы нашли в Добромеже. – Я взглянула на Олега, но тот продолжал смотреть перед собой, будто все это не имело к нему никакого отношения. Меня это не смутило, так что я продолжила рассуждать вслух. – Среди книг, который Хербст когда-то продал Энри, должны быть и те, что Стратосу удалось забрать у коллекционеров, которых он убил. И вот тут мы обнаруживаем связь, Олег: мы можем обратиться в полицию и рассказать им об этой закономерности.

Разумеется, проще было сказать, чем сделать. Помимо того, чтобы передать полицейским эту информацию, нам еще придется убедить их в том, что речь идет не о сюжете модного сериала, а о чем-то реальном, охватившем пол-Европы, и если этому не положить конец, то Стратос не остановится на достигнутом.

– Вальдерроблес нас обманул.

Олег произнес эти слова шепотом, словно не был способен думать ни о чем другом. Меня напрягало, что он не обращал на меня абсолютно никакого внимания, но еще больше раздражало то, что он возвращался к этой теме.

– О чем-то промолчать – это не то же самое, что соврать, – возразила я.

– Если книги Хербста так много значат для Стратоса, то я очень сомневаюсь, что он позволил бы своему отцу распродать их по дешевке. Скорее всего, он спрятал их где-то еще. Как минимум большую часть.

Это означало, что где-то находилось и настоящее убежище Стратоса, в котором он еще и хранил великолепную коллекцию, что Хербст собирал всю свою жизнь: результат масштабных разграблений, которые штаб рейхсляйтера Розенберга совершал по всей Европе.

Были ли там экземпляры из Библиотеки Еврейской общины Рима?

– Только Вальдерроблес может нам сказать, где находится его сын, – заявил Олег. – Нам надо вернуться на Немецкий пляж.

– И как ты заставишь заставить его все рассказать? Пытать его будешь, или что?

Хотя это была просто фигура речи, к моему удивлению, Олег не стал возражать. Казалось, он не исключал никаких методов, как бы гротескно они ни звучали. Это было уже слишком. Я не могла смириться с тем, что ему в голову приходила подобная чушь, которая могла заставить его совершить необдуманный поступок. Я уже была готова сказать ему, что об этом не может быть и речи, что мы уже зашли достаточно далеко и пора передать этот вопрос в руки полиции, но тут услышала, как кто-то произнес мое имя:

– Грета.

Меня не звали. Казалось, кто-то просто решил произнести мое имя вслух, чтобы проверить, как оно звучит, и его голос случайно донесся до моих ушей. Мы уже дошли до площади, на которой располагался наш отель, и в это время дня столики на террасах ближайших баров были переполнены.

Я огляделась по сторонам. Заметив, что я на что-то отвлеклась, Олег посмотрел на меня с крыльца гостиницы. Я обвела взглядом скамейки, вход в церковь Святого Франциска и, наконец, столики, окружавшие площадь.

И там, за одним из столиков, я увидела хорошо знакомое лицо.

Я задалась вопросом, какого черта он забыл в Кадисе. Олег тоже узнал этого человека и взглянул на него с отвращением.

– Ты иди, – подбодрил он меня. – А мне нужно отдохнуть.

Не дождавшись ответа, он развернулся и пошел в отель. Его уход меня озадачил, но, не пытаясь его анализировать, я направилась к столику.

Выражение лица Сарасолы контрастировало с весельем и смехом за соседними столиками. Его взгляд, направленный на бокал с прозрачной жидкостью, в которой плавали пара ломтиков лимона и несколько кубиков льда размером с грецкий орех, выражал глубокую задумчивость.

Не раздумывая, я отодвинула стул и села напротив него.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем он поднял глаза и равнодушно взглянул на меня. Затем он огляделся, будто хотел убедиться, что люди за соседним столиком не смогут услышать наш разговор, и сделал жадный глоток, словно черпал в своем напитке мужество, которое помогло бы ему наконец разобраться с причиной, по которой он приехал сюда, чтобы со мной увидеться. И только тогда он наконец заговорил:

– Ченчо умер.

71