Чернильные миры

   С тоской представляю прелести, ожидающие меня в застенках военной контрразведки. Когда же всплывет вся моя подноготная, то и в СГБ. Может, и Даша там уже томится? Нельзя вечно надеяться на бардак, вызванный мировой войной. В этом слое она вовсе не ядерная и когда, сука, кончится, никому не известно.

– Вы же понимаете, младший сержант, что ваше подразделение особенное, постоянно имеет дело с государственной тайной. Поэтому служить в нем должны люди с безупречной репутацией, – взгляд у майора был какой-то странный, вроде доброжелательный, но от таких друзей я бы держал подальше. – Вы же за время службы успели отлично себя зарекомендовать. Сами понимаете, что в условиях войны возникает некоторая сумятица с документами, так что не будем тратить наши усилия и время на излишнюю формальность. Подпишите здесь и здесь.

– Что это? – я старался, чтобы руки не дрожали. Хотя для такого опытного особиста подобное поведение вполне привычно. Самые отчаянные ухорезы до дрожи в коленках побаиваются собственную контрразведку.

– Подписка о неразглашении, форма для офицерского состава. Опираясь на сегодняшний послужной список, ваши командиры считают, что у вас настоящий нюх на американцев. Они также полагают, что и в предстоящей операции вы скорей всего первым и обнаружите искомый объект. Ну а нам хочется, чтобы вы полностью осознали личную ответственность государственного секретоносителя.

  Вот сука, мягко как стелет, прикрывая собственную задницу, а ведь наверняка что-то подозревает. Хотя нет, это уже моя паранойя в уши нашептывает. На фронте собственные приметы и знаки имеются. Удачливых и бедолаг смерть разводит по сторонам бытия до охрененения быстро. То, что мне постоянно везет, фронтовиков уже совсем не удивляет, по этой причине мне звание сержанта и восстановили, а затем в командиры вывели. На войне самое главное – показать собственную эффективность. Ну а причина её показывать у меня есть, очень даже личная.

– Давайте бумаги!

  Приняв документы обратно, особист удовлетворительно хмыкнул, еще раз пробежал по ним взглядом.

– Желаю вам удачи, товарищ Косарев, – слово «товарищ» из уст службистов в этом времени много значит, на душе вмиг становится теплее. Но два раза Ку, уже возле брезентового полога меня догоняет вторая половина контрастного душа. – Только вы бы прекратили ваши антипартийные разговорчики. Не надо, пожалуйста, люди уже жалуются.

   Бросаю на особиста взгляд исподлобья, на прощание, так сказать! Как эти сволочи все-таки научились манипулировать людьми! Что тогда, что в мою эпоху. Хотя кто сейчас может сказать, где тот временной отрезок остался и какой из них, вообще, мой. Особист же вроде как и добрый совет дает, намекая, что на меня стучат, а вроде как и предупреждает, что органы бдят. Не расслабляйте, дорогой товарищ, булки пока не стали снова гражданином. Мол наступит время, и до вас очередь дойдет.

  Только сейчас осознаю, почему в мои пятидесятые люди поддержали троцкистского выкормыша Хрущева. Страх перед безликой машиной бездумного подавления, отсутствие чувства защищенности, даже если ты и прав. Государственная система обязана постоянно меняться под натиском требований времени, и если она этого не делает, то в таком случае некоторые, пусть и необходимые государству и обществу, элементы вырываются из нее буквально с корнем. Вселенная любит устойчивый баланс, стремление к нему и есть её движущие силы.

  Пока не пришла Чернильная тьма. Но она в этот мир уже стремительно врывается. Поэтому я и здесь, в составе батальона особого назначения Пятой воздушной армии Вооруженных Сил Союза Советских Социалистических Республик.

Дорога

  На очередной колдобине нас здорово тряхнуло, и меня чуть не приложило к стальной стенке бронетранспортера. Сидевшие рядом бойцы дружно зачертыхались, хотя Можин и так делал что мог. Он же не виноват в состоянии дороги. Вместо цветущей в недалеком прошлом южной трассы, взору представали результаты авиационной бомбежки. «Амеры», так советские бойцы обозвали американцев, по-видимому, прошлись здесь кассетными боеприпасами. Весь тот ужас, который в моем времени вываливался на вьетнамские джунгли, сейчас на собственной шкуре испытывали советские бойцы и простые граждане Союза.

  Войска Альянса азартно бомбили как военные, так и цивильные объекты. Странно, что госпитали и больницы вдруг стали исключением для обеих участников конфликта. Несмотря на значение войны, как Мировой Красный Крест продолжал работать, стороны обменивались пленными, объявлялись координаты медицинских пунктов, которые в планшетах летчиков подчеркивались особыми метками. Эксцессы, конечно же, случались, но за злонамеренную бомбежку госпиталя можно было запросто угодить под военный трибунал. Англосаксы тщились показать себя цивилизованными, почему-то в данный момент не отказывая в этом и русским. Хотя, скорей всего, просто их генералы помнили процессы над нацистскими генералами, которых вешали буквально пачками. Хороший пример остальным!