И что? Никого уже не боюсь! Левин, потеснив все же Очу, уехал. Битте ушел. И Савва вряд ли вступится. Ну что ж... Раз я это затеял — мне и расхлебывать. Батя мой союзник! Я хотел было раньше уйти, но теперь, специально оставшись на крыльце, смотрел на Очу. Ну что?!
Оча торопливо тыкал пальчиком в свой телефончик... Подкрепление? Давай!
О Господи!.. Секунду назад я был уверен, что ничего не боюсь (и так оно и было)... а теперь — боялся буквально всего! Кто все так запутывает — причем именно возле меня? Теперь всего боюсь. По переулку спускалась дочурка! Как всегда кстати! Тут малая кавказская война — а она явилась!
Я глядел на нее... Кукушонок! Как в гнезде у маленькой птички мог завестись такой крупный, неуклюжий птенец? На меня, что ли, похожа?
Она шла тихо улыбаясь, еще не видя меня, но заранее предвкушая, как мы удивимся и обрадуемся, увидев ее! Она же не предполагает, что тут война, — надеется порадоваться... О Господи, что за жизнь?!
— Эй! — окликнула она с тропинки.
— Эй! — весело откликнулся я.
Только что собрался позлобничать — но снова надевай радостную улыбку! Так скоро кожа треснет!
Мы обнялись. Вошли на террасу. Батя ждал нас там (или случайно вышел?).
— Мила моя! — простонародно проговорил он, обнимая внучку.
Мы сели, глядели друг на друга.
— Мать-то в больнице! — сказал я.
— Да, я знаю! — энергично заговорила она. — Она с утра мне сегодня позвонила — я уже была у нее, лекарство привезла! Так что...
Молодец! А я сволочь! Все утро тут сочинял!
— Ну... так теперь я к ней поеду? — Я поднялся было с табурета, но вдруг почувствовал, что уже устал.
— Да я уже сделала там все более-менее... — задумалась она.
— Ну и как там? — спросил я.
— Отвратительно! — пробасила дочка. — В палате восемь человек, все харкают, блюют — в туалет не могут выйти! Я пошла к сестре, а та говорит: «А что вы хотите? Здесь больница, больные люди!» — Дочурка раздула ноздри. Характер бойцовский, отцовский. — ...Надо ее оттуда забирать!
— Как — забирать? — вскричал я.
Сколько тут всяческих проблем — еще жена снова вернется...
Оча, увидел я, вышел на развилку и нетерпеливо глядел вдаль по шоссе... подкрепление? Ай да джигит — один не может справиться с мирным населением!
Надо срочно сматываться! Куда? Дорога, похоже, перекрыта. Только морем.
— А давайте на лодке покатаемся! — жизнерадостно предложил я.
Энтузиазма мой призыв не встретил. Дочь никогда не соглашается из упрямства, батя тоже глядел скучно — его в данный момент, кроме здоровья, необходимого для окончания его работы, не волновало ничто. Один я тут такой, безумный гребец... Но объяснять им сейчас мою тягу к гребле будет трудно... не стоит пока пугать. Лучше побуду идиотом — мне не привыкать! Взять весла в руки — и угребать! Вот только с Саввой у нас отношения отвратительные. Может, батя весла попросит?
— Счас, только переоденусь, — проговорил я беззаботно (беззаботность как раз дается трудней всего). — А ты сходи пока за веслами! — вскользь кинул я бате и направился в свою комнату.
— Сам возьми, — проскрипел батя. Упрям, даже когда понимает, в чем дело, а уж когда не понимает — тогда особенно!
Вязать узлы и бежать на вокзал? Слишком волнительно! Покатаемся, поглядим со стороны... Неужто ничего не понятно? Я в отчаянии глядел на батю. Смотрит он когда-нибудь на людей? Понимает, что здесь закрутилось? Знает хотя бы, кто тут живет? Навряд ли.
— Ну, сходи... в виде исключения! — Я продолжал улыбаться.
— Я тут абсолютно никого не знаю! — высокомерно проскрипел он.
Молодец! Хорошо устроился. Это только мне выпало такое несчастье — всех знать.
— И правда, пап! Ты чего придумал? Я вам капусту привезла, — Настя вытащила из рюкзака кочанчик, — сварю вам счас отличные щи...
— Наливайте, мама, щов, я привел товарищов, — задумчиво произнес батя и удалился.
— А ты чего? Работай! — уставилась на меня дочурка.
Работать я скоро буду на том свете!
— Неужели трудно тебе покататься со мной на лодке?
— Папа! — обиженно пробасила она. — Я только что закончила тяжелый перевод! И тут звонит мать, я еду в больницу! Хотела немножко отдохнуть на даче — а ты устраиваешь непонятные скандалы!
Нет. Не объяснишь.
— А если я сам схожу за веслами? — Я заулыбался. — Тогда поплывем? А?! — воскликнул я бодро.
Весело подпрыгивая, я обогнул палисадники, развязно вошел во двор к Савве.
— Эй, хозяин! — небрежно окликнул я.
Какая, Господи, мука!.. Похоже, нет хозяина. На крыльцо, зевая и почесываясь, вышла толстая Маринка, жена Саввы. Анчар, дремлющий в конуре, наконец проснулся и тихо зарычал.
— Чего надо? — зевнула она.
— Хозяин дома?
— Нажрался, спит... Отпуск у него! А чего надо?
— А весла нельзя взять? Покататься решили!
— Что, Нонка, что ли, приехала? — Подпрыгнув радостно, как девчонка, она повернулась к нашей усадьбе.
— Да нет. Дочка.
— А-а-а, — равнодушно проговорила она, снова вонзая пальцы в пышные пряди, мелко почесываясь. — Ну, возьми, — кивнула она в сторону сарая и, стукнув дверью, ушла.
Дорога в сарай лежала, между прочим, мимо Анчара... но это уже мелочь по сравнению со всем остальным!