Мы плыли молча, только хлюпали весла. Настя на корме обиженно курила. Не любит, когда ее что-то заставляют делать... А что это для ее спасения, ей не объяснишь.
Батя своими темными очками глядел в никуда — тоже был недоволен. Это бессмысленное катание в разгар рабочего дня никак не укладывалось в его научную концепцию... Один я тут такой любитель художественной гребли!
День, в отличие от предыдущего — святого Мефодия, был легкий, солнечный и ясный. Много Мефодий на себя брал, обещал, что все дни будут на него похожие. Обманул! Хотя в каком-то смысле похожим оказался.
Вода была чистая, прозрачная. В золотой сетке от волн качались водоросли, сверкали рыбки. Я глядел на дальний берег озера, с прекрасным песчаным склоном, обрывающимся вниз от корней сосен. Шикарное место! Счастье, казалось, поселилось там навсегда — оттуда неслись звонкие плески, радостные крики, веселый собачий лай. Как же это люди так счастливо живут? Как это получается? Я же за пол-лета ни разу не искупался. Землю рою на берегу — какое уж там беззаботное плесканье!
Тем более... Тем более!! Все на том же мосту, где я впервые увидал приехавшего к нам Очу, стоял знакомый черный «броневичок» с фиолетовыми «кляксами»... боевая колесница Хасана... Пожаловали? И та же простодушная почтальонша указывала им путь...
— Ну, долго еще? — проскрипел отец. — Может, хватит?!
Он, как всегда, оценивает ситуацию блестяще... Но мне тоже надоело изображать гуляку.
— Хотите — так поехали! — пожал плечом я.
Будь что будет!
Зато от скольких проблем я сразу избавлюсь!
Мы причалили.
— Отнеси весла! — сказал я бате. — А ты ему помоги! — указал я Насте на весла. Теперь-то я могу покомандовать?
Надо хотя бы появиться чуть раньше их, взять на себя удары. Настя с батей тут ни при чем... Хотя батя, конечно, при чем... но он, как всегда, «не в курсе»! Я разъярился. Это хорошо.
Оча мотался по усадьбе — видно, в нетерпении, — но пока еще один. Заждался? Недолго осталось. Но пока я ему скажу!
— Что тебе здесь надо? — придвинувшись к Оче, заговорил я. — Мало тебе, что ты там нас ограбил, — приехал сюда? Не стыдно тебе? Вот тут девушка приехала. Ее тоже грабить будешь? Сука ты, Оча, а не мужик!
Глаза Очи почему-то бегали — он как-то не очень внимательно слушал меня... О чем, интересно, он думает? Не обо мне?
— Эй, ты, толстый! — окликнули меня. Я обернулся. У ограды стояла старуха с косой. Все как положено. — Там чарнявыи кличуть тебя!
Все правильно.
Пускай кличуть! Навстречу им я не побегу. Но они уже съезжали по переулку. Протяжный, скучный скрип — затормозили у калитки. Выходят. Старые знакомые: седой, изможденный — видно, главный у них. Второй — сизый бритый череп, борода до бровей! И — маленький, но важный Хасан. Давно не виделись! Не может, видно, без Очи. Друзья встречаются вновь!
И тут же в калитку вошли батя и Настя. О Господи! Не могли погулять?
— Уходи! — крикнул я дочери. — В лес!
— Не хочу, папа! — Вся ее злость почему-то на мне сосредоточилась. Я кругом виноват. Батя поглядел на гостей вроде внимательно — но, разумеется, не признал. Понял, что нечто неприятное — не более того. Решил, видимо, что это литературные критики. Тоже не радость.
— Держись, казак, атаманом будешь, — проговорил он довольно холодно и удалился.
Гости подошли вплотную ко мне. Оча почему-то куда-то скрылся. В гараже? Странное восточное гостеприимство!
— Ты кто? — спросил меня седой, изможденный.
Странно, могли бы предварительно изучить фотографию, чтобы ненароком не пришить постороннего. Или им все равно? Потом — мы вроде бы виделись, на батиной хате... Обидно как-то.
— Да... это алкаш местный! — отмахнулся Хасан.
Еще более странно. Семь месяцев у нас прожил, шесть из них не платил... а лица не запомнил? Что-то здесь творится не то! Я почувствовал вдруг, что у меня закружилась голова и я не понимаю уже, уперся я ладошкою в стену или в землю.
— Там он! — показал Хасан в сторону гаража.
Я — там?
Отпихнув меня с дороги (как непочтительно), Хасан двинулся к гаражу. Гаражная дверь со скрипом отъехала... и гости вслед за Хасаном вошли в гараж. Криков, радостных приветствий почему-то оттуда не послышалось. Что они там делают? Странная тишина. Решили посоветоваться с Очей, как меня извести? Так почему же молчат?.. Что ты за них волнуешься? Волнуйся за себя. С женщинами и стариками они вроде бы не воюют. Хасан назвал меня местным алкашом... Может быть, я им и являюсь? Крики, которые понеслись наконец из гаража, криками счастья не назовешь — скорей криками ненависти. Тренируются? Странно. Раньше надо было тренироваться!
И тут я увидел чудо. Третье Тело, как всегда возвышающееся на помосте (сейчас, в частности, озаряясь вспышками — корреспонденты наехали!), вдруг шевельнулось и сошло с пьедестала. Корреспонденты удивленно загалдели. Считали, что он застыл навсегда? Он двигался медленно, величественно, напоминая мухинскую скульптуру Рабочего, на время покинувшего Колхозницу, только что скрестившую с его молотом свой серп. Он подошел к нашей калитке:
— Эй, земляк! Помощь не нужна?