Черно-белая радуга

– Ладно, раз ты настаиваешь… – Миша расправил складки скатерти и поднял глаза на Анну. – Мне не нужна толерантность, в конце концов, я и сам недостаточно толерантен, у меня тоже куча предубеждений. – Он усмехнулся. – Я, например, не понимаю гомофобов. Но я знаю, что каждый имеет право на точку зрения, и моя точка зрения о том, что гомосексуализм – это не извращение, не хуже и не лучше точки зрения человека, который считает, что гомосексуалистов надо вешать. Хотя мне и странно, как можно так искренне ненавидеть кого-то, кого даже не знаешь лично… Ладно, я о другом. Просто… Понимаешь, если общество посчитает какой-то мой поступок проступком, то о факте, что я голубой, мне тут же напомнят и праведники, и грешники. Это как с неграми – стоит ему сказать тебе что-то неприятное, и ты сразу называешь его в ответ черномазой сукой. Поэтому голубой я в гей-клубе… с друзьями, тогда, когда это уместно, в общем, а на работе я в первую очередь работник, профессионал. Понимаешь, это как… Когда я вхожу в магазин, я тут же становлюсь покупателем. Сажусь за столик в ресторане, и вот я уже посетитель. Спускаюсь в метро и превращаюсь в пассажира. И все эти роли предполагают соблюдение определенных правил, чтобы не создавать проблем себе же. Понимаешь? – Он взял в руки меню. – Все, давай заказывать еду. Я после этого джоггинга дурацкого хочу есть в три раза сильнее.

Анна подумала, что следование всем этим ролям и их правилам, лишает человека возможности понять, кем же он является на самом деле – без социальных масок, но продолжить тему не решилась. Она легко коснулась пальцев Миши и сказала:

– Извини. Спасибо за исчерпывающий ответ.

– Пожалуйста. Мясо? Или куриные крылышки? Что сытнее?

Анна тоже опустила глаза на меню: «Смотри, у них тут тазик куриных крылышек есть. Давай на двоих возьмем?».

– И салаты тоже.

Оставив от крылышек лишь кости, они, сытые и сонные, откинулись на спинки стульев, посмотрели на жирные губы друг друга и одновременно рассмеялись.

– Вот и зачем мы занимались спортом? – сказал Миша, разводя руками. – Съел в три раза больше обычного. А я тебе сейчас еще кое-что покажу. Сегодня в офисе на кухне нашел.

Он достал из сумки журнал, быстро нашел нужную страницу и протянул его Анне: «Вторая заметочка слева».

– Бег опасен для коленных суставов, – прочитала Анна название вслух и тут же добавила с надеждой в голосе. – Значит, нам больше не надо бегать?

– Нет, конечно. Это же опасно, видишь? – улыбнулся Миша. – Теперь начинаем копить на липосакцию.

12.

Миша одновременно с коллегами сел за овальный стол, украдкой поглядывая на мужчину и женщину, представленных пока только по именам. Бертран, директор французского офиса, потер ладони и заговорил на хорошем английском о важности сегодняшнего собрания и усилий всех присутствующих для успеха бизнеса.

Миша слушал вполуха, ожидая, когда директор перейдет от общих слов к конкретным вопросам. Натянув на губы легкую улыбку, он смотрел на окружающие его лица и думал о том, что уже несколько лет все новые люди в его жизни не кажутся ему новыми в полном смысле слова. Все они уже на кого-то похожи, напоминают кого-то либо обликом, либо характером – старую знакомую, известного музыканта, актера, брата друга. Словно существует лишь определенное количество типов внешности и поведения и, узнав их все к своему возрасту, он теперь двинулся на второй круг.

Директор, некрасиво подставив нижнюю губу под край чашки, допил одним глотком кофе и твердо кивнул:

– Теперь, что касается обязанностей. Я уже представил вам Алексея и Наталью, это наши новые сотрудники. Наталья назначена бухгалтером, а Алексей будет отвечать за управление московским офисом. Михаил, вы будете работать с клиентами, у вас это получается очень хорошо. Конечно, в скором времени нам потребуются новые сотрудники, и я думаю…

Дальше Миша не слышал. Он лишь растянул губы в еще более длинную улыбку, надеясь удержать этой маской свои истинные чувства – потрясение и ярость. Только узнав о назначении директором человека, который впервые пришел в устроенный им – и только им! – офис, он понял, что его глубокая уверенность в том, что эта должность уже принадлежит ему, не позволила ему даже предугадать и просчитать другие варианты. На ум пришло выражение «словно обухом по голове», но это было плохое описание степени его потрясения – потому что ударенный обухом падает, лишенный сознания или жизни, а Мише приходится сидеть, как ни в чем не бывало, и изображать лицом приветливую заинтересованность.