Черно-белое кино

Белые на фоне черных деревьев,
черные на фоне белого неба,
кружатся снежинки тихо и плавно,
с неба опускаются бесшумно на землю.
Белые десантники спускаются с неба
на своих невидимых белых парашютах,
сонмища неведомых белых пришельцев
в маленьких скафандрах, блестящих и белых.
Грозное нашествие белых пришельцев.
Кто они, откуда они, чего им здесь надо!
Уже ни зги не видно, мне страшно, мне жутко
чего они хотят от земли нашей милой!..
Ах, полно тебе, право, что за детские страхи!
Все твои тревоги совершенно напрасны.
Это просто нервы, ты, видно, устала, —
вот и разыгралось у тебя воображенье.
Это просто бал, просто вальс новогодний
скрипачи играют на скрипочках белых.
Белый дирижер поднял белую руку —
вот и закружились эти белые пары…
Медленные звуки новогоднего вальса,
плавное круженье новогоднего бала.
Медленно и плавно кружатся по кругу
белые девчонки в белых одеяньях.
Кружатся по кругу, положив на плечи
белым кавалерам белые руки,
белые на фоне черного леса,
черные на фоне белого неба.

Музыка

Вл. Соколову

Есть в музыке такая неземная,
как бы не здесь рожденная печаль,
которую ни скрипка, ни рояль
до основанья вычерпать не могут.
И арфы сладкозвучная струна
или органа трепетные трубы
для той печали слишком, что ли, грубы,
для той безмерной скорби неземной.
Но вот они сошлись, соединясь
в могучее сообщество оркестра,
и палочка всесильного маэстро,
как перст судьбы, указывает ввысь.
Туда, туда, где звездные миры,
и нету им числа, и нет предела.
О, этот дирижер – он знает дело.
Он их в такие выси вознесет!
Туда, туда, все выше, все быстрей,
где звездная неистовствует фуга…
Метет метель. Неистовствует вьюга.
Они уже дрожат. Как их трясет!
Как в шторм девятибалльная волна
в беспамятстве их кружит и мотает,
и капельки всего лишь не хватает,
чтоб сердце, наконец, разорвалось.
Но что-то остается там на дне,
и плещется в таинственном сосуде
остаток, тот осадок самой сути,
ее безмерной скорби неземной.
И вот тогда, с подоблачных высот,
той капельки владетель и хранитель,
нисходит инопланетянин Моцарт
и нам бокал с улыбкой подает.
И можно до последнего глотка
испить ее, всю горечь той печали,
чтоб, чуя уже холод за плечами,
вдруг удивиться – как она сладка!

Строки из записной книжки

«…он придумал себе подходящее на его взгляд звание: Магистр Георгий Сабелликус, Фауст младший, кладезь некромантии, астролог, преуспевающий маг, хиромант, аэромант, пиромант и преуспевающий гидромант».

Аббат Тритемий

* * *