Черно-белое кино

Я не играю в шахматы и преферанс, в которых он ас. Мы общаемся на фоне чая и алкоголя, в котором он тоже профи – пьяным не бывает. Разгулявшись, я часто перебиваю его, требую уточнений, делаю замечания. Он не злится, ждет: может, у меня есть, что добавить, и заканчивает свою, оборванную мною, мысль. Иногда он советуется со мной: как быть с Ниной? Он ее жалеет, а кроме того, скован с ней нерасторжимым половым смыком. И мои советы пропускает мимо уха.

Что это? Поздняя любовь? Или ширма, за которой не виден последний предел, куда все быстрей несет его время? Этими вопросами Кириллов не озадачивается и правильно делает. Он просто живет, а вся эта философия – для нищих духом и слабых телом. Нина жалеет его сына и говорит, что парня надо женить на достойной инвалидке через интернет.

Жена Кириллова, красивая статная женщина с командирской повадкой, про Нину догадывается. Я увещевал полковника ничего не менять и крепить советскую семью – ведь он русский генерал! Ему уже и мундир новый с лампасами успели пошить в свое время, но в последний момент Ельцин с бодуна его вычеркнул. А Кириллов на радостях уже послал сестре Анфисе в деревню фото в генеральской форме.

Кириллову сплетни, дрязги – не в кассу. Он надумал поступить благородно и ответственно – поселить Нину где-нибудь подальше. Чем плоха, к примеру, его родина Чувашия, где у него все схвачено? Пусть она там живет и работает на свежем воздухе и оттуда помогает родне. Правда, мнением Нины о возможной ссылке поинтересоваться забыл.

Садовые товарищи в нем души не чают: он терпеливо выслушивает их жалобы и через паузу, как царь Соломон, принимает решение. Если дела “Полета” не терпят отлагательства – надо чинить сгоревший трансформатор, водокачку, ремонтировать дорогу или менять провода, – он, случается, тратит и свои: ничего, “садовые” потом без скрипа компенсируют. Лихоманы обходят “Полет” стороной: Кириллов помогает гастарбайтерам найти работу, а те – в благодарность – присматривают за порядком. А сам Кириллов на крутом вираже облетел налоговую, ибо: “В чрезвычайных ситуациях СНТ “Полет” может служить базой для размещения слушателей из профессорско-преподавательского состава для подготовки военных кадров и земельным налогом не облагается”. Я дивлюсь: не еврей ли он часом? Кириллов смеется и зовет меня на Троицу в Чувашию. Желание поделиться родиной у него – высшая степень доверия.

Мы дружим, но не на равных. Его жизнь завораживает меня от и до, моя же не очень его занимает. Но иногда, уловив интерес, рассказываю о себе – как стал писателем, сколько получаю, ругаю сына Димку, живущего в Монреале: делом не занимается, только детей разводит. Кириллов обескуражен: есть сын, нормальный, целый, какого ж еще рожна! Мне кажется, он хочет рассказать что-то про своего сына, что-то запретное, тайное, но…

Военным летчиком он стал, чтобы защищать родину, когда начнется война с Америкой. Я пошутил, что нашу родину следует защищать от собственного государства.

Мое остроумие ему не пришлось. Это был единственный раз, когда наши отношения напряглись. В основном на прошлую жизнь мы смотрим одинаково: Ленин, Сталин, Советская власть – все уроды. В небе, опираясь крыльями на плотный чистый воздух, Кириллов четко знал, что делать, как жить и для чего; когда опускался на землю – ноги вязли во лжи. Но до конца он не сдается, стоит на своем: коммунизм и христианство из одной купели. Как-то я рассказал, что у меня жена полька. Кириллов оживился: в 81-м его из академии Фрунзе, где он преподавал “Боевое применение авиации”, командировали в Гродно: якобы – на учения, на самом же деле для разработки плана вторжения в Польшу. Его вызвал замминистра генерал Варенников. Кириллов приватно изложил свои соображения о нецелесообразности применения авиации. Выходит, помог Польше, рикошетом – моей жене, стало быть – мне.

Я внимательно слушаю его успокаивающий баритон, и в такт пульсу поскрипывают волосы у меня в ухе – от усердия.