Отец читал мало, но меня одолевал, потирая уставшие глаза под очками. Итогом всегда было опасение, что на меня обрушатся кары властей – за скрытую антисоветчину.
После окончания экстерната я поступил в институт связи к товарищу папы Жени – декану. Правда, со второго курса я сбежал в армию за солдатской дружбой и возмужанием. Когда я стал в стройбате доходить и прощался с жизнью, он откопал в Москве старого еврея – основоположника Ангарска, на окраине которого притулился наш свирепый 698-й В СО. И ученик еврея, командир дивизии, перевел меня в штаб чертежником. Благодеяниям папы Жени несть числа. Почему-то я все воспринимал как должное – без благодарений, до которых так охоча была его нетребовательная душа. Может быть, потому, что первый толчок к действию ему всегда давала мама Тома, он лишь тщательно исполнял ее пожелания.
– А чего ты с ним все-таки развелась? – спросил я как-то ее.
– Маловат он для меня стал.
Но перед смертью успела покаяться:
– Прости, Женька. Спасибо тебе за все. Дети-внуки тебя любят. Только вида не показывают – моя вина: не научила. Но ты не зазнавайся, помни, что все равно ты сволочь.
– Почему, Тома? Приведи пример.
– Пожалуйста… – Мама Тома начала было вспоминать, но ей тут же стало скучно. – Да ну тебя к черту!..
А вот я покаяться перед папой Женей за то, что рано потерял к нему интерес и один раз на него даже замахнулся за мелкое вранье, так и не успел.
Выйдя на пенсию, папа Женя устроился лифтером в больницу. В белом халате поверх костюма с галстуком командовал служебным лифтом с лязгающими решетками. Но лифтом не ограничивался, бескорыстно развозил каталки с немощными. Врачи в нем души не чаяли, страстно желая полечить. Нашли у него сердечную недостаточность и уложили… Прошел месяц. Папа Женя, человек абсолютно здоровый, но мнительный, уверившись, что серьезно болен, на глазах сходил на нет. Потерял аппетит, скорбно глядел в потолок – прощался с жизнью. Под видом посетителя я привел своего товарища-врача. Тот прошептал: “Домой немедленно – уморят”. Врачи наотрез: “Если вы его заберете, мы его потеряем!..” Папа Женя в дебатах не участвовал, осеняя нас вялой исхудавшей рукой: “Не надо спорить, мои дорогие… ” Редко о нем так заботились. Наперекор врачам мы усадили его в машину.
Первым делом он съел тарелку харчо и попросил добавки.
– А винца? – предложил я.
– Лучше – водочки, – все еще безжизненно прошелестел папа Женя.
Два дня он еще “поболел” по инерции, принимая обеспокоенную родню с визитами, на третий – вылечился.