— Я говорила тебе о волшебных зеркалах. Это карманный вариант. Через них работают, учатся, читают, пишут, связываются с родственниками, друзьями, коллегами. Да много чего ещё! Каждый день ведь новое придумывают!
— Это же… — он оттянул воротничок рубашки, словно тот его душил. — Невероятное могущество…
— Как сказать! — возразила я. — Кому-то служат волшебные зеркала, а кто-то — им. Некоторые используют их для просмотра всякой ерунды. Минуты, проведённые за этим бесполезным занятием, складываются в часы, те — в дни, дни — в года. Реальная жизнь проходит мимо.
— Ерунду? — переспросил Кольдт. — Вроде жонглирования пилами?
Я рассмеялась.
— Типа того!
Эскалатор медленно полз вверх. На встречном механизме вниз проплыла целующаяся парочка. Памятуя любовь моего спутника к нравственным нормам, я полагала, он схватится за сердце. Однако уголки его губ приподнялись — проводив влюблённых глазами, он смущённо улыбнулся. Я быстро отвела взгляд и сжала кулаки.
А на улице было белым бело! Осень не спешила покидать Пирополь, но в Москве уже выпал снег. Константин вдохнул морозный воздух и закашлялся.
— Что это?! — прохрипел он, сминая пальто на груди.
Я бросила понурый взгляд на мчащиеся мимо автомобили. Движение на этом шоссе не прекращалось даже ночью. Похлопала согнувшегося амирабийца по плечу.
— Ритмы мегаполиса.
— Ужасно! Как вы ещё не задохнулись? Не могу поверить, что здесь живут женщины, дети! Ты утверждаешь, будто мы уничтожаем свой дом войной, но вы не лучше. Доводить до такого состояния окружающую среду — самоубийство!
— Вот и любуйся, Константин! Смотри очень внимательно. Это ваше будущее без магии!
Я развернулась и пошла по узкой асфальтированной дорожке к жёлтым огонькам, выглядывающим из-за голых деревьев. Я любила смотреть на окна, в которых горел свет. Иногда среди стандартных люстр, занавесок и обоев попадались занимательные экземпляры. У одних на подоконниках был всякий хлам, у других — книги или цветы. В последнем случае квадратик в панельке светился фиолетовым. Мне бы тоже хотелось завести горшки с растительностью и цветную лампу. И пить по вечерам фруктовый чай, наслаждаясь результатом своих трудов. Константин быстро меня догнал и пошёл рядом, постоянно озираясь. Я его понимала. Однотипные дома похожи на лабиринт.
Благодаря усилиям дворника Джамиля и его семейства, которое тот последовательно перевозил в столицу, в подъезде было приемлемо, несмотря на унылую серо-буро-малиновую краску на стенах. Я нажала кнопку вызова, шагнула в раскрытую коробку. Мой спутник покосился на автоматические двери и был отчасти прав — им нельзя доверять, но увидев, что я спокойно жду внутри, счёл возможным присоединиться. Лифт тащился вверх, в прямоугольнике над нашими головами по порядку загорались цифры.
«Тринадцатый этаж!» — объявил механический голос, и я подтолкнула Константина к выходу.
На красно-коричневой двери белела печать. Значит, полиция здесь побывала. Когда меня выбросили из окна, ключи вместе с паспортом находились во внутреннем кармане пиджака. К счастью, тогда я лишилась только телефона. Дом Калеба я покидала уже в платье и накидке. Оранти избавился от моей одежды и солдатских шмоток Николаса. Но перед этим я перепрятала ценные вещи.
Ранец моего рыжего приятеля до сих пор был при мне. На дне я нащупала свёрток, внутри что-то звякнуло. Освободив ключи от ткани, вставила в замок. Тот крутанулся несколько раз и с громким щелчком открылся.
На коммунальные услуги у меня был оформлен автоплатёж. Я надеялась, что в моё отсутствие сумма продолжала списываться со счёта, и нам не придётся сидеть в квартире без электричества и воды. Клацнул выключатель — под потолком прихожей разлился мягкий свет. Я указала Константину на вешалку и полочку под ней.
— Здесь можно снять верхнюю одежду и разуться.
— Мне ходить при тебе без сапог?
Странно, что из всего увиденного его в большей степени поразил именно этот факт.
— Мы не ходим дома в обуви. Ты поймёшь, почему.
Оставив Кольдта наедине с мучительным выбором — оскорбить хозяйку жилплощади или опозориться самому — прошлась с ревизией по комнатам. Что ж, землянка вправе собой гордиться. Из общего порядка выбивалось только жёлтое полотенце, что я повесила на ручку шкафа, перед тем как высушить волосы феном, да кружка из-под кофе на прикроватной тумбочке. Махровая тряпка полетела в стиральную машину, бокал отправился в раковину.
Заглянула под мойку — ведро пустовало. Я мысленно перекрестилась, собралась с духом и резко, как срывают с кожи пластырь, распахнула холодильник. Внутри было девственно чисто, только в дверце болтался неубиваемый пакетик кетчупа. Я вспомнила, что тем злополучным утром вскрыла литровый пакет молока, чтобы залить мюсли, и теперь не могла взять в толк, куда он исчез.