Чернобыль 01:23:40

Все пошло не так с самого начала. Программа испытаний, которую дали ночной смене, изобиловала пояснениями и внесенными от руки исправлениями. Ужас охватывает, когда читаешь, например, фрагмент записи телефонного разговора между операторами: «“Тут в программе написано, что делать, а потом зачеркнуто многое, как быть?” Его собеседник немножко подумал и говорит: “А ты действуй по зачеркнутому”»[112]. В 00:28 при снижении мощности до необходимого для испытаний уровня – этот процесс должен был занять примерно час, – старший инженер управления реактором Леонид Топтунов переключился по ошибке с ручного режима управления на автоматический, и в результате стержни погрузились гораздо ниже, чем планировалось[113]. Топтунов пришел на эту должность всего пару месяцев назад, и за время работы ему еще не доводилось снижать мощность реактора[114]. Возможно, у него сдали нервы. Мощность реактора – вместо запланированных на время испытаний 1500 МВт (тепловых) – упала до 30 МВт. (У реактора тепловая мощность, а у турбогенератора – электрическая. В процессе преобразования кинетической энергии пара в электроэнергию часть энергии теряется, поэтому тепловая мощность всегда выше.) Следует отметить, что на «чернобыльских» судебных заседаниях утверждалось, будто мощность упала до нуля, и специально оговаривалось, что цифра «30 МВт» ошибочна, хотя во всех остальных известных мне источниках указывается именно 30 МВт[115]. Но как бы то ни было, 30 МВт – это практически полная остановка, поскольку этой энергии не хватит даже для запуска водяных насосов. При таком низком уровне мощности начинается процесс под названием «отравление реактора», в результате которого накапливается короткоживущий изотоп ксенона Xe-135, который существенно тормозит ядерную реакцию, так что сами испытания, казалось бы, завершились не начавшись. Не случись столь сильного падения мощности, испытания могли пройти без дальнейших проблем, и опасные недостатки РБМК так бы и не вскрылись. Однако руководивший испытаниями заместитель главного инженера, 55-летний Анатолий Дятлов, остановиться не захотел.

Дятлов родился в сибирской глубинке в бедной семье. Исполненный решимости достичь в жизни больше, чем удалось его родителям, он много и упорно работал над собой; это был эрудированный юноша, всего добившийся самостоятельно. В 1959 году он с отличием окончил Московский инженерно-физический институт. До 1973 года, когда его перевели в Чернобыль, он работал на Дальнем Востоке, участвовал в снаряжении подводных лодок небольшими реакторами ВВЭР[116]. Подчиненные в глубине души недолюбливали его за вспыльчивый нрав, нетерпимость к ошибкам и злопамятность[117]. Когда днем 25 апреля испытания отложили, присутствовавший там Дятлов вышел из себя[118]. А затем, уже ночью, вместо того чтобы смириться с неудачей, он, по воспоминаниям, разъярился и стал с руганью носиться по залу щита управления. Он не хотел тратить время на новые испытания, ставить под удар свою репутацию и приказал операторам вновь выводить реактор на мощность. Продолжение эксперимента после столь серьезного падения мощности привело к достаточной для взрыва потере устойчивости реактора, и на Дятлове лежит вся ответственность за это необратимое решение[119]. Его поведение можно отчасти объяснить тем, что никто из операторов на советских АЭС не знал о предыдущих авариях, хотя таких аварий было достаточно. Власти держали в секрете информацию о катастрофах и гибели людей, заверяя общественность, что лучшая в мире советская технология безотказна. Операторы считали, что разрыв пары водяных труб – худшее, что может случиться с РБМК, а вероятность взрыва смехотворна.

Топтунов счел решение Дятлова противоречащим инструкциям безопасности, поэтому сперва подчиниться отказался. Его поддержал начальник смены блока Александр Акимов[120]. Как и большинство других руководящих сотрудников станции, Акимов был родом из России. Он родился 6 мая 1953 года в Новосибирске, третьем по величине российском городе, в 1976 году окончил Московский энергетический институт по специальности «Автоматизация теплоэнергетических процессов». На Чернобыльской АЭС работал с 1979 года, специализируясь на турбинах[121].

Рассвирепевший Дятлов заявил, что, если они не займутся делом, он найдет других. Акимов и относительно неопытный Топтунов – ему было всего 26 лет – в конце концов уступили, и испытания продолжились. Тут нужно напомнить, что должность оператора ядерной станции считалась весьма престижной, имела свои приятные бонусы, и рисковать ею никто не хотел. К тому же очень может быть, что именно Дятлов был самым опытным ядерщиком на станции. Даже главный инженер Фомин имел специальность электрика и – как и Брюханов – турбиниста. Дятлова хоть и не любили, но уважали за знания.