Чернобыль 01:23:40

К 01:00, когда с начала испытаний прошло уже больше получаса, Акимов и Топтунов подняли половину стержней из активной зоны и довели мощность до 200 МВт, но максимум, который удалось выжать, даже не приближался к требуемым 700 МВт. Ксеноновое отравление уже сделало свое дело: реактивность топлива значительно упала. Российские нормы безопасности с тех пор сильно изменились, и, согласно современным требованиям, 700 МВт – минимальный уровень мощности реактора РБМК при эксплуатации в штатном режиме: более низкие значения ведут к термогидравлической неустойчивости. Понимая, что 200 МВт – слишком мало для испытаний, Акимов и Топтунов отключили автоматику и продолжили извлечение стержней в ручном режиме, чтобы скомпенсировать отравление[122]. Одновременно они включили все восемь главных циркуляционных насосов, доведя подачу охлаждающей воды в активную зону примерно до 69 тысяч тонн в час[123]. Это было очередным нарушением норм безопасности, поскольку слишком большой объем воды приводит к кавитации в трубах. Чем сильнее охлаждение, тем ниже реактивность и выработка пара, поэтому скорость вращения турбин вскоре стала падать. Чтобы справиться с высокой отрицательной реактивностью, возникшей из-за дополнительной подачи воды, операторы вывели из активной зоны большую часть из еще остававшихся там стержней управления; в итоге суммарный эффект стержней в активной зоне соответствовал восьми полностью погруженным[124]. Нормы безопасности предписывали, что абсолютный минимум – пятнадцать стержней в активной зоне; в сегодняшних инструкциях говорится, что их должно быть не меньше тридцати[125].

В нормальных обстоятельствах автоматика уже несколько раз заглушила бы реактор. Топтунов и его коллеги сохраняли спокойствие, но показания приборов их все же тревожили. «Перед испытаниями на щите управления было неспокойно, – рассказывал на суде замначальника турбинного цеха Разим Давлетбаев. – Дятлов говорил Акимову: “Чего вы тянете?”»[126] Я никак не могу понять, почему Дятлов во что бы то ни стало хотел продолжить испытания. Реактор был явно неустойчив, мощность даже близко не соответствовала необходимым для эксперимента параметрам – то есть независимо от развития ситуации получить полезные данные все равно бы не удалось. Смирись Дятлов с бессмысленностью попыток, его подчиненные смогли бы заглушить реактор. Но он не пожелал, и испытания начались.

Мне неведомо, из каких соображений исходил Дятлов, но давление сверху на него явно оказывали. Этот эксперимент уже столько раз проваливался, что Брюханову и членам советской Академии наук уже не терпелось завершить это дело. Не исключено, что Дятлову было наплевать на полезность результатов. Он просто хотел доложить, что испытания проведены. Разумеется, это досужие домыслы, но они помогают понять, как получилось, что абсолютно разумный человек повел себя столь неразумно.

В 01:23:04 турбогенератор № 8 отключили, и турбина начала выбег[127]. Операторы по-прежнему не подозревали, что их вот-вот ожидает, и спокойно обсуждали, что реактор пора глушить[128]. Картина дальнейших событий до конца не ясна. Дятлов позднее утверждал, что испытания проходили нормально и без каких бы то ни было проблем и что кнопку аварийной защиты (АЗ-5) нажали просто для запланированной на конец испытаний заглушки реактора. Другие свидетели вспоминают, что услышали крики и что Акимов нажал на кнопку, когда Топтунов увидел на щите управления данные приборов, указывающие на серьезную проблему. По мере замедления турбины реактивность слегка повысилась, но, согласно некоторым позднейшим заключениям и расчетам, до нажатия кнопки ничего странного не происходило, и для тех условий показания приборов были в норме. В одном из таких заключений, которые приведены в докладе МАГАТЭ, говорится, что «для объяснения аварии в дополнение к неблагоприятному толчку реактивности, наносимому стержнями СУЗ, необходимо одновременное проявление еще каких-либо факторов: кавитация ГЦН, попадание неравновесного пара на вход активной зоны, опережающее сигнал АЗ отключение выбегающих ГЦН, вскипание теплоносителя на входе в реактор, частичные нарушения герметичности нижних водяных каналов, кратковременное открытие паровых предохранителей каналов».

Как бы то ни было, 26 апреля 1986 года в 01:23:40 тридцатидвухлетний Александр Акимов принял роковое решение и объявил, что нажимает кнопку АЗ-5 для аварийной остановки реактора – то есть для медленного погружения всех стержней в активную зону[129]. Это решение изменило ход истории. Акимов считал, что у него нет иного выбора – как и возможности управлять реактором, когда почти все 211 стержней выведены из активной зоны[130]. Если Топтунов и правда что-то ему кричал, он тем более мог считать останов реактора единственным выходом, учитывая, сколько аварийных систем было отключено. Но, увы, выбор оказался худшим из возможных. Несколько секунд спустя стержни перестали перемещаться.