Чернобыль 01:23:40

Вернувшийся в зал щита управления Акимов пытался вызвать по телефону пожарных – которые, оперативно среагировав на происходящее, к тому времени уже сами ехали на станцию, – но связи не было[143]. Взрывом вырвало трубы для подачи теплоносителя в донную часть активной зоны. Операторы, увы, этого не поняли – или же боялись и мысли такой допустить, учитывая жуткие последствия, которые может повлечь за собой взрыв реактора, – и это продиктовало им неверную последовательность действий, из-за чего ситуация лишь усугубилась и стоила многих жизней. Заместитель главного инженера Дятлов пребывал в уверенности, что взорвался водород в аварийной водяной цистерне системы безопасности, а сам реактор – в целости и сохранности. Несмотря на то что оснований для такой уверенности не было ни малейших – а чтобы понять свою ошибку, достаточно было взглянуть в окно, – он во всех своих последующих действиях исходил именно из этого убеждения. Иначе трудно объяснить, как получилось, что умный и рациональный человек проигнорировал очевидное. Его версию пересказывали всем, кто интересовался (позднее она прозвучала и в докладе Брюханова на правительственном совещании в Москве), и ей полностью доверяли в течение всего того дня. Любопытно отметить, что Дятлов, уже признав, что поначалу ошибочно винил во взрыве водород в водяной цистерне, позднее сказал: «Не знаю, откуда [Брюханов] это взял [что реактор не разрушен]. Он меня не спрашивал, цел реактор или нет, – а сам я не мог ничего сказать, меня тошнило. От моих внутренностей тогда уже ничего не осталось»[144],[145]. Ложь? Забывчивость? Не знаю. Это противоречие, которое я не могу объяснить.

Все присутствовавшие на щите управления были в шоке и недоумевали – они были уверены, что в данных обстоятельствах все сделали правильно. Акимов, которого Дятлов убедил, что реактор можно спасти, попытался запустить дизель-генераторы и увидел, как его начальник отправляет двух молодых стажеров, Виктора Проскурякова и Александра Кудрявцева, в реакторный зал опустить стержни вручную. Он послал их на смерть. Дятлов раскаивался потом всю жизнь. «Когда они выбежали в коридор, я понял, что это глупость. Если стержни не опустились ни с помощью электроприводов, ни под силой тяжести, то вручную это тем более бесполезно. Я бросился за ними, но они уже исчезли», – рассказывал он за несколько лет до своей смерти[146]. Мимо разрушенных помещений и лифтов стажеры дошли до огромного реакторного зала и, ошеломленные зрелищем, оставались там не больше минуты, но этого хватило. Они скончались через пару недель. Покрытые темно-коричневым загаром от полученной дозы, они вернулись к щиту управления и доложили, что реактора больше попросту нет. Дятлов отказывался верить, настаивал, что они ошибаются и реактор цел и невредим, что взорвалась смесь водорода и кислорода в цистерне с аварийной водой. В активную зону нужно подавать воду!

Дежурные специалисты – в особенности Дятлов – наглядно продемонстрировали явные признаки так называемого группового мышления, о котором нередко говорят в контексте антропогенных катастроф. При групповом мышлении «конформизм или желание социальной гармонии в группе людей приводят к некорректному или нерациональному принятию решений». Психолог Джеймс Ризон считает групповое мышление одним из определяющих факторов для поведения операторов в четвертом энергоблоке. «Их действия явно указывают на иллюзию неуязвимости. Похоже, их разум отметал все тревожные сигналы, которые могли указывать на то, что они ведут себя опасно»[147]. Ризон имеет в виду последний час перед взрывом, но его слова подходят и к дальнейшим событиям.