Чернобыль. Большая ложь

Но вот что интересно. В отчете Института атомной энергии имени Курчатова, который был утвержден уже после доклада для МАГАТЭ, указывается, что „первопричиной аварии явилось крайне маловероятное сочетание нарушений порядка и режима эксплуатации, допущенных персоналом энергоблока, при которых проявились недостатки в конструкции реактора и стержней СУЗ “. Выделенные мною курсивом слова в официальной версии для МАГАТЭ отсутствуют. Что это? Правда для внутреннего потребления и правда на экспорт? Вот что, в частности, пишет в своем докладе комиссия Штейнберга: „…об отступлениях, допущенных в проекте реактора РБМК-1000, от требований норм и правил по безопасности в атомной энергетике и конструктивных недоработках проекта, было известно уже в конце мая – начале июня 1986 года. Такие сведения содержатся в различных справках и отчетах, представленных в правительственную комиссию. Однако вскрытые дефекты конструкции реактора и его неудовлетворительные физические характеристики не стали достоянием широкого круга специалистов и общественности страны. Отсутствуют они и в материалах, представленных в МАГАТЭ. Значительно раньше, еще 28.12.84 г., решением Межведомственного научно-технического совета по атомной энергетике утверждены предложения экспертных комиссий 4-й и 5-й, созданных советом для разработки мероприятий по частичному приведению действующих энергоблоков РБМК-1000 в соответствие с требованиями нормативных документов по безопасности. Однако, экспертные комиссии совета, к сожалению, не обратили внимание на некоторые особенности реактора РБМК-1000, которые оказались существенными для возникновения и развития аварии 26.04.86 г.“.

Оказывается, еще в 1967 году народному хозяйству страны предлагалось три варианта реактора: РБМК-1000, газового – РК-1000 или реактора ВВЭР-1000. Технико-экономические показатели первого варианта были самыми плохими. Зато состояние разработки и поставок оборудования – гораздо лучше остальных. Поэтому первоначальное решение о применении газографитового реактора было отменено и принято другое, роковое – РБМК-1000.

В своем докладе комиссия Штейнберга приводит десятки пунктов нарушений „Правил ядерной безопасности атомных электростанций“ и „Общих положений обеспечения безопасности атомных электростанции при проектировании, строительстве и эксплуатации“. И вот печальный вывод: „Приведенный набор негативных свойств реактора рассматриваемого типа скорее всего предопределяет неизбежность аварийной ситуации, а вовсе не свидетельствует об их исключительности при крайне маловероятном сочетании порядка и режима эксплуатации персоналом энергоблоков. <…> Разработчикам характеристики реактора, опасные последствия их проявления и пути повышения безопасности реактора РБМК-1000, видимо, были понятны до аварии. Это подтверждается тем, что уже через полтора месяца после аварии были названы первоочередные технические меры для повышения безопасности РБМК-1000… Очевидно, что сущность этих мероприятий неадекватна официальной версии о том, что причины аварии кроются только в ошибках персонала“. За что же, спрашивается, в таком случае отсидели в тюрьме несколько человек этого самого персонала?

Как же так получилось, что в МАГАТЭ пошла односторонняя информация? Были ли ученые, специалисты, которые понимали и указывали на конструктивные ошибки реактора типа РБМК-1000? Кроме А. А. Ядрихинского, который стал предтечей этой версии, именно на это уже после аварии указала 5 мая 1986 года межведомственная комиссия под председательством нового заместителя министра среднего машиностроения СССР А. Г. Мешкова.

Еще на неделю раньше, 1 мая 1986 года, со своей версией аварии, которая „обусловлена не действиями обслуживающего персонала, а конструкцией активной зоны и неверным пониманием нейтронно-физических процессов, протекающих в ней“, обратился к директору Института атомной энергии имени Курчатова начальник группы по надежности и безопасности АЭС В. П. Волков. Такое же письмо он написал и в адрес руководства страны 9 мая. Да кто их, эти тревожные письма, там читал?

О конструктивных недостатках реактора направила дополнение к акту расследования аварии и группа специалистов Минэнерго СССР.

А завершилось все это тем, что, несмотря на то что на двух заседаниях межведомственного научно-технического совета 2 и 17 июня 1986 года (уже после катастрофы) под председательством академика А. П. Александрова были продемонстрированы конструктивные недостатки реактора, их не приняли в должной степени во внимание. Практически все причины аварии были сведены исключительно к ошибкам персонала. Эта позиция и стала официальной. Она же пошла и в МАГАТЭ от имени СССР. И могло ли быть иначе: Александров против Александрова?