Рудня-Осошня – типичное полесское село. Весной, когда благоухают сады, оно похоже на большой цветник среди елового леса. Мы подъехали к рабочим, которые, оказалось, строили баню. Рядом с лесом. Разговор как-то особо не клеился. Пятеро мужчин были угрюмы и молчаливы. К тому же вдруг начал моросить какой-то мелкий, неприятный дождь. Но все же я пыталась понять, что здесь происходит, зачем они строят, каковы здесь уровни радиации.
Наконец разговорились. Оказалось, что баня строится здесь именно из-за высокого уровня радиации. Какой он – они и сами не знали. Никто об этом не говорит. «Военные приедут, померяют, а что и как нам не сообщают». Стройка затягивается, хотя вначале планировалось возвести баню за два месяца. Но, как это обычно у нас бывает, нет крана. Зачем нужна на окраине села баня на десять мест, никто толком так и не знал. Ведь в каждом дворе была своя. Стоимость новостройки – 50 тысяч рублей.
Более общительными оказались восемь рабочих на стройке детсада рядом. Старший, мастер Юрий Грищенко, рассказал, что детсад обойдется государству в 120 тысяч рублей. Что здесь они второй месяц и что местное население уже над ними смеется. Кому они его строят? В Рудне-Осошне почти нет маленьких детей, дошкольников, а детсад рассчитан на 25 мест.
Впервые я услышала здесь страшное слово «гробовые». Им называли жалкую ежемесячную подачку в 30 рублей для жителей села и рабочих, занятых на строительстве бани и детского сада, для «усиленного» питания (!). В день получалось плюс один рубль к зарплате. Ассортимент еды для рабочих был таков: горох, вермишель, говядина. Курятина была «не положена», так как, объяснили они, выйдет сверх трех запланированных на еду рублей в день.
Рабочие жаловались, что чувствуют себя плохо, болит голова, очень устают. Они считали, что это – за счет повышенной радиации.
И сегодня, спустя многие годы после взрыва на ЧАЭС, я могу сказать: они были правы. Село с необыкновенным названием Рудня-Осошня спустя четыре года (!) после ядерной катастрофы в Чернобыле было все-таки выселено. Жить здесь оказалось опасным. Но только через четыре года люди узнали об этом от властей. Тогда же приехать в Рудню-Осошню мне пришлось втайне от собственной редакции.
Поговорив со строителями, мы направились через все село искать хату бригадира. Сельсовета здесь не оказалось. Правления колхоза – тоже. Рудня-Осошня, как сообщили нам ее жители, бригадное село. Иными словами – неперспективное. Здесь даже десятилетки своей не было. Таких «неперспективных» сел в СССР были десятки тысяч. Забытых богом и советской властью. В иных из них – ни магазина, ни почты, не говоря уже о телефоне или других признаках цивилизации. А ведь в них живут люди. И им нужно было все: хлеб, одежда, спички, свет, книги, радио. Сегодня правительство осуждает политику неперспективных сел. Но поезд ушел. Села вымирают. Стоят заколоченными некогда добротные дома, зарастают тропинки и кладбища. Люди уезжают поближе к цивилизации. В города.
Видели, строят у нас детсад? Зачем? Ну, ничего, пусть строят. У нас много парубков есть. Девчат нехватка. Вот и будет на старости лет им хороший интернат.
А еще у нас нет дорог. Нельзя проехать от Рудни-Осошни до Малых Минек. Я выступала на сессии райсовета в Народи-чах, говорила об этом. И о дорогах, и о детях. Дети десять лет ходят в школу за десять километров. После радиации (она так и сказала „после радиации“ –
Вот уж, воистину, живет человек – надеется…