То, чего так и не удалось добиться рабочим житомирского завода «Автозапчасть», каким-то непостижимым образом добился Иван Иванович Королев, инженер многотысячного завода «Промавтоматика». Ему помогло, конечно, некоторое знание психологии партийной верхушки – он сам был лектором марксистско-ленинского общества «Знание» и под эту, так сказать марку, сумел убедить боссов, что такая встреча не принесет им вреда. Так в конце лета 1988 года мне впервые удалось встретиться с большим коллективом лицом к лицу.
Именно здесь, на этом предприятии, я впервые получила трибуну. Люди хотели увидеть меня, услышать, за что и против чего борюсь, что я думаю о ситуации в стране. Это был длинный, часа на три, откровенный и подробный разговор обо всем, что волновало тогда всех нас. Ведь в стране вот уже несколько лет как была объявлена перестройка, а о стены нашего города Житомира все еще разбивались другие волны – лжи, обмана, партийной коррупции. Здесь я впервые рассказала людям о том большом обмане, в котором мы все – и вся страна – жили почти три года после взрыва на Чернобыльской АЭС. Тогда я сказала и об уже перестроечной цензуре, и о своем журналистском бессилии обнародовать все, что увидела в зонах радиоактивности. В Житомире это был первый публичный прорыв к гласности о последствиях аварии. Страну же продолжали заливать потоки лжи и дезинформации.
Тогда я призвала рабочих действовать вместе – только так мы могли чего-то добиться.
Приближались выборы народных депутатов СССР. Это была первая более-менее свободная предвыборная кампания за все годы советской власти. Все то, что было раньше, было ложью и беззастенчивой имитацией всенародных бурных аплодисментов партийной номенклатуре. Но вот несколько трудовых коллективов – предприятия и вузы – выдвинули меня своим кандидатом. Вначале у меня и мысли такой не было – баллотироваться. Я – журналист прежде всего и более всего. Мое дело, думала я, писать статьи, а не законы. Но вскоре мне пришлось изменить свои планы. Партийный аппарат, узнав о поддержке меня трудовыми коллективами города, развернул мощную «антиярошинскую» кампанию. Опыта им не занимать. Тут впору своим делиться, как ошельмовать и оболгать неугодного режиму человека.
Случилось так, что два больших завода – завод по производству станков-автоматов и «Промавтоматика» – назначили мое выдвижение на один и тот же день и час – после первой смены. В окно я видела, как две «команды» моих коллег усаживались в черные редакционные «Волги». Я поняла, что они направляются на предприятия, где через некоторое время должны были начаться собрания по выдвижению кандидатов в народные депутаты СССР. Я же не могла быть одновременно в двух коллективах, поэтому решила пойти на завод «Промавтоматика». Именно оттуда ко мне домой накануне приходил рабочий Леонид Борецкий, чтобы узнать, кто же я такая, за что борюсь и какие принципы исповедую. Надо сказать, когда он пришел, я увидела, что рабочий чем-то сильно расстроен. Оказалось, перед этим он побывал в редакции газеты «Радянська Житомирщина», где ему выложили весь скрупулезно собранный на меня «компромат». Этим-то и был озабочен Леонид Владиславович. Ведь если бы все то, что рассказали ему в редакции, было правдой, то меня, скорее всего, не в кандидаты в депутаты надо было выбирать, а сажать за решетку. Но вот мы начали разговаривать. Я показала ему документы, на основании которых написала свои критические статьи о злоупотреблениях должностных лиц (ведь говорилось и писалось в газете именем бюро обкома партии и газеты, что я оклеветала честных партийных деятелей). В конце концов рабочий сам разобрался, что к чему, кого защищает партийная газета и кого и что защищаю я.
Когда я приехала на «Промавтоматику», там меня уже ожидал полный зал людей. Люди стояли в проходах, толпились в дверях и даже в коридоре. Я увидела там все те же знакомые озлобленные, ненавидящие меня лица журналистов из моей газеты Галины Прониной, Михаила Пьеха, Людмилы Натыкач и Ивана Гоцалюка. Так сказать, любимцев редактора, его посланцев.
Главной ударной силой в этой спецкоманде оказалась Галина Пронина, завотделом советского строительства. Маленькая, как всегда ярко накрашенная, с такими же крашеными серо-буро-малиновыми волосами и пухленькими пальчиками, унизанными четырьмя золотыми перстнями, Галина Васильевна встала за трибуну и выступила с горячей обвинительной речью в мой адрес. Меня обвиняли в нечестности и даже в том, что я не хожу на партийные собрания. Но договорить до конца свой спич ей так и не удалось. Неожиданно в зале встал рабочий Владимир Мангейм и сказал примерно следующее: «Кто такая Ярошинская, мы знаем по ее публикациям в центральной печати в защиту таких, как мы, а кто такая вы, мы не знаем, хотя вы тоже работаете журналистом, мы не помним ни вас, ни ваших статей. Мы вас не знаем, и знать не хотим!» И сел. Его слова были встречены в зале громом аплодисментов. Галина Васильевна стоически переносила все это.