Чернобыль. Большая ложь

Я решила срочно ехать в Москву, чтобы пробивать публикацию своей статьи в центральных изданиях. Мне снова пришлось писать заявление редактору с просьбой о том, что мне необходим свободный день. Его я отработаю в субботу. История повторилась: со второй попытки я его получила и тайно выехала в Москву. Там я обошла и обзвонила не менее шести изданий, но ни в одном из них и слышать о Чернобыле не хотели. Наконец в лучшей газете перестроечного времени «Известия» она все же была подготовлена к печати. Но радость моя оказалась преждевременной. Через некоторое время мне позвонили из «Известий» и честно сказали: не выйдет, потому что эта тема засекречена. А на дворе, между прочим, стоял уже январь 1987 года.

Неожиданно, спустя полгода после того, как я послала свою статью в газету «Правда», мне позвонил ее собкор из Киева Семен Одинец, и у нас состоялся такой диалог:

– Меня просил Владимир Губарев передать вам, что ваш материал не выйдет.

– Почему?

– Потому что подобный – другого автора – уже подготовлен к печати.

Но как ежедневно тщательно я ни просматривала «Правду», никакого подобного материала я в ней не обнаружила. Писать абстрактную пьесу о саркофаге оказалось куда как безопаснее, чем рискнуть опубликовать статью на запретную тему. Статью, публикация которой тогда могла бы помочь остановить безумие все новых и новых строек в радиоактивных районах, сохранить выселенным людям здоровье. Кто же ответит за это? Партийный журналист из «Правды» Владимир Губарев, на имя которого я отправила свой многострадальный текст с просьбой о публикации во имя спасения тысяч людей из радиоактивного ада, даже не удостоил меня письменным ответом. Но, может, так сподручнее – через третье лицо, устно, не оставляя никаких письменных свидетельств?

Впрочем, Владимир Губарев оказался не одинок в своем служебном рвении. Не успокоившись, я снова поехала в Москву, в журнал «Огонек», который в то время был ударным органом перестройки, необыкновенно популярным. Он печатал смелые статьи, развенчивающие многие советские мифы. Мы в провинции восхищались смелостью редактора. Увы, много позже я узнала, что это была смелость, разрешенная секретарем ЦК КПСС и лично Горбачевым.

К главному редактору Виталию Коротичу попасть не удалось. Меня направили в отдел публицистики, к его заведующему Панченко. Им оказался пожилой, нервный человек. У него в кабинете все время, почти непрерывно, звонил телефон. Но трубку он не брал. А если и брал, то тут же ее бросал. Прочитав мою статью, он пообещал, что журнал ее напечатает.

Заведующий отделом публицистики Алексей Панченко меня обманул. Сколько раз я звонила ему из Житомира, писала письма и посылала телеграммы! Наконец снова поехала. Решила: во что бы то ни стало пробьюсь лично к редактору «Огонька» Виталию Коротичу. Как-никак, а он тоже с Украины, из Киева. Не может же он не понимать, насколько это важно! И, кажется, с совестью у него все в порядке.

Коротича я поймала в коридоре. И тут же, присев в фойе на диван, мы с ним и поговорили. Вспомнили Украину. Там как раз республиканские газеты развернули антикоротичскую кампанию, и ему это было небезразлично. Правда, самих газет у меня не было. И меня интересовало совсем другое: будет ли опубликован и, если будет, то когда, мой материал о радиации в Народичах. Виталий Коротич пообещал: да, я знаю, у Панченко есть этот материал, пусть готовит его к печати.

И Панченко снова мне обещал. И снова я звонила ему из Житомира. Уже не затем, чтобы печатать материал, а затем, чтобы хотя бы его забрать. В последний раз, когда я приехала в «Огонек», Панченко долго при мне копался во всех ящиках своих столов, но статью мою так и не нашел. Между делом сообщил, что публиковать ее нельзя, так как «там (в Чернобыле 2 мая 1986 года. – А.Я. ) был Долгих (секретарь ЦК КПСС. – А.Я. ) и ничего „такого“, как в моей статье, после его посещения Чернобыля в газетах не писали». Затем Панченко между делом сообщил мне, что знает нашего первого секретаря Василия Кавуна, и написал о нем очерк, еще когда работал в «Правде». Тут мне сразу все стало ясно. Я поняла, что мой материал «пропал» в «Огоньке» навсегда.

На свое последнее письмо в адрес редколлегии журнала я не получила никакого ответа. Впрочем, ничего другого я уже и не ждала. Вместо моей статьи в «Огоньке» у нас в «Радянськiй Житомирщинi» появился вдруг материал из Народичского района о том, что там все хорошо. Это было похоже на циничное издевательство над людьми и здравым смыслом. Автором оказался не кто иной, как мой заведующий отделом Григорий Павлов. Это был своеобразный то ли ответ, то ли привет мне из «Огонька». У меня нет никакого сомнения в том, что моя пропавшая в недрах письменного стола Панченко критическая статья в результате оказалась на другом столе – в Житомирском обкоме партии. О, они умеют работать!

После этого я решила атаковать «Литературную газету». На то время это было одно из самых либеральных изданий в СССР. Но и здесь дальше обещаний дело не пошло. Мы оказались никому не нужны со своим Чернобылем. И наши дети тоже.