Чернобыль. Большая ложь

Но особенно мне запомнилась горькая исповедь пенсионерки из села Долгий Лес Марии Степановны Козыренко: «Сразу нас перевезли на хутор Розсоховский. Нам больше некуда было ехать. У кого были родственники, те поехали к ним. А такие, как мы, – на хутор Розсоховский. Пробыли мы там с неделю. Со мной к тому же был мальчик моего сына, ему два с половиной года. Лето провели у сына, а вот на осень, 15 сентября, сюда переселились. Очень скучаем за своим селом. Здесь нас четыре семьи живет с Долгого Леса. Все почти пенсионеры. Молодых мало. А ведь нам говорили, что выселяют нас ненадолго, на несколько недель, ну, в крайнем случае, на месяц. Автобус за нами приехал 27 мая, в семь часов утра, а в десять мы уже выехали из села. Утром люди еще начали выгонять коров на пастбища, но милиция загнала обратно. А мы думали еще кабанчика колоть… Здесь холодно, далеко от села, на отшибе…» Мария Степановна не сдержалась, заплакала, вытирая слезы и пряча изможденное лицо в уголки белого в черные горошки платка.

Чтобы закончить сбор материала, мне необходимо было во что бы то ни стало встретиться с руководством Народичского района, узнать его позицию, выяснить общую радиологическую картину района. А может быть, и области. К тому времени я уже поняла, что мы ничего, абсолютно ничего не знаем о реальном состоянии дел после взрыва. О масштабах его, о последствиях. В средствах массовой информации шли потоки дезинформации и наглой лжи.

Встретиться с официальными лицами я могла только в рабочее время. А в рабочее время я находилась у себя на работе. Как я уже сказала, официально меня в радиоактивный район не пустили. В поисках решения, как же мне выбраться в район хотя бы на один день в рабочее время (Народичи в пяти часах езды на автобусе от Житомира, на севере области), я написала заявление на имя редактора газеты Дмитрия Панчука с просьбой дать мне выходной день за свой счет среди рабочей недели в «в связи со сложившейся ситуацией». Что за ситуация у меня сложилась, я, естественно, написать не могла. Но в просьбе мне редактор все равно отказал. Заведующий отделом Григорий Павлов все добивался, чтобы я объяснила, что же это за «ситуация». Но я не сдавалась. Спустя некоторое время еще раз написала такое же заявление – выбора у меня не было. Вторично редактор, видимо, не решился отказать.

Ведь не я одна обращалась к нему с заявлениями личного характера. И никогда никому не было отказано. Этот день я обязалась отработать в субботу, на дежурстве по номеру в типографии.

Но завотделом Павлов, вероятно получив задание от начальства, все интересовался: зачем мне нужен выходной? Мне ничего не оставалось сделать, как сообщить ему, чтобы он наконец отстал, что я собираюсь в этот день сделать аборт.

Получив выходной, я немедленно выехала в Народичи, в райисполком.

Валентин Семенович Будько, председатель Народичского райисполкома, оказался очень простым и общительным человеком. Обычно у нас люди, занимающие такие должности – руководители советов, партийные секретари, – беспрекословно делают то, что им велят сверху. Возможно, Будько до взрыва на ЧАЭС тоже был таким же функционером. Но катастрофа, которая непосредственно коснулась его самого, семьи, родных и близких, та несправедливость и замалчивание реальностей сделали его другим. Таким, каким я его и застала. Простым и нормальным человеком. Он думал уже не о руководящем кресле. Он думал о людях.

Я рассказала ему о своих походах по живым и «мертвым» селам района. Попросила у него информацию о здоровье людей, об уровнях радиации в районе. Сказала, что хочу помочь, предав все это огласке. Валентин Семенович согласился, заметив, однако, что в район уже наведывалось немало журналистов, все они брали информацию и уезжали с обещанием, что статьи непременно выйдут в газетах. Однако никто и нигде ничего не напечатал. Единственная информация о детях района появилась в газете «Вечерний Киев», в которой начальник управления лечебно-профилактической помощи детям и матерям Министерства здравоохранения УССР Г. И. Разумеев писал: «Дети из Припяти и Чернобыля не пострадали, а вот у определенной категории юных жителей Народичского района была зафиксирована повышенная доза радиоактивного йода на щитовидной железе. Они были вовремя госпитализированы, и сейчас здоровье детей вне опасности». В общем, всё в порядке!

Сев в вездесущий председательский газик, мы прежде всего направились в закрытое село Новое Шарне. По дороге – а это в восьми километрах от райцентра – Валентин Семенович рассказал мне о том страшном дне: «Об аварии в Чернобыле я узнал утром 27 апреля. Нет, не из официального сообщения. В этот день мы устроили с первым секретарем ярмарку в районе. Ну, и утром шли туда. Вдруг видим – колонна машин движется в сторону Полесского Киевской области. Черная „Волга“. „Волга“ остановилась. Вышел Колбасенко (начальник областного автомобильного управления. – А.Я. ) и говорит, что на Чернобыльской АЭС случилась серьезная авария…»