Чернобыль. История катастрофы

Пока оперативная группа курчатовцев продолжала искать топливо, а бригады Средмаша трудились, возводя саркофаг, специалистам Минэнерго предстояло в сжатые сроки решить свою задачу: Политбюро публично пообещало, что первые два из трех неповрежденных реакторов Чернобыля начнут вырабатывать электричество до наступления зимы[1252]. Но теперь, когда наконец начала выходить на свет правда о недостатках конструкции РБМК, сначала надо было усовершенствовать реакторы, чтобы их эксплуатация стала безопасной, и улучшить их работу путем изменения величины парового коэффициента реактивности и изменения функционирования стержней управления[1253]. Одновременно нужно было провести полную дезактивацию станции, пока сам материал здания не перестанет нести опасность операторам. Подвальные кабельные туннели, которые тянулись под четырьмя реакторами, во время аварии были залиты радиоактивной водой. Их осушили, срубили бетонный пол и огнестойкое покрытие, все зачистили и заменили. Стены и полы отчистили кислотой, покрыли быстросохнущим полимерным раствором или закрыли толстыми листами пластика. Вентиляционную систему продули от радиоактивной пыли и горячих частиц или переделали, каждую деталь электрического оборудования огромного комплекса начисто отмыли раствором спирта и фреона – этим занялись в июне и продолжали еще три года[1254].

Но наиболее опасная проблема находилась у них над головой. Через четыре месяца после взрыва ступенчатые крыши 3-го энергоблока и платформы красно-белой полосатой вентиляционной трубы, нависающие над остовом 4-го энергоблока, все еще были завалены обломками графита и частей реактора, крупными и мелкими. Топливные сборки и керамические таблетки окиси урана, стержни управления и циркониевые каналы лежали там, где упали при взрыве, вперемешку с брошенными пожарными рукавами – а люди, которые оставили здесь эти рукава, уже умерли далеко отсюда, в Москве, в Клинической больнице № 6. В некоторых местах обломки образовали предательские, ненадежные кучи: пятитонная бетонная панель из центрального зала, подброшенная в воздух взрывом, свалилась на хрупкие залежи реакторного графита[1255]. В других местах, где во время пожара расплавился битум, куски обломков прилипли к крыше. Все это было высокорадиоактивно и требовало удаления, прежде чем операторы смогут безопасно вернуться в помещения внизу и начнут управлять реактором и турбинами 3-го энергоблока.

Правительственная комиссия еще раз обратилась в НИКИМТ[1256], тот институт, в котором предложили использовать свекольную массу, которую сейчас распыляли над зоной отчуждения, чтобы не поднималась пыль. В НИКИМТ придумали еще одно экономное решение – использовать отходы текстильной промышленности для изготовления больших матов, намоченных в дешевом водорастворимом клее. Маты опускали на крышу, они прилипали к обломкам, а когда клей высыхал, эти «промокашки» можно было поднять вместе с радиоактивными обломками и удалить для захоронения. Но когда ученые попросили разрешения использовать гигантские краны Demag, чтобы поднимать «промокашки» на крышу 3-го блока, комиссия им отказала. Краны были нужны 24 часа в сутки на строительстве саркофага, делиться ими было нельзя. Тогда команда НИКИМТ провела другой удачный эксперимент, перенося маты вертолетами, но в полетах им тоже отказали – вертолеты поднимали в воздух слишком много пыли.

Тем временем техники Министерства энергетики планировали убрать обломки с помощью роботов[1257]. Один, закупленный в Германии и прозванный Джокером, был специально разработан для манипуляций с радиоактивными материалами. Кроме того, были получены две радиоуправляемые машины, созданные по советской программе изучения Луны: к ним прикрепили небольшие бульдозерные ножи. Чтобы сберечь время и не перевозить обломки к местам захоронения, их решили просто сгрести с края крыши во внутренности 4-го энергоблока. Но чувствительная электроника Джокера быстро пришла в негодность в гамма-полях площадки М. И даже луноходы не работали в негостеприимном пейзаже, который встретил их на крыше разрушенной станции. Их искусственные мозги зависали, колеса застревали в битуме, кусках кладки или собственных кабелях. Один за другим роботы задергались и остановились.

Шестнадцатого сентября генерал Тараканов получил шифровку – вызов на заседание правительственной комиссии в город Чернобыль[1258]. К этому времени – после доклада Горбачеву в Москве о причинах катастрофы – на пост председателя комиссии вернулся Борис Щербина. Заседание собралось в 16:00 в обшитом свинцом кабинете Щербины в здании райкома на улице Ленина. Первым выступал начальник радиационной разведки, надзиравший за расчисткой крыши 3-го блока, Юрий Самойленко. Коренастый, с копной непослушных темных волос и отрешенным взглядом, он выглядел измотанным. Под глазами у него были темные мешки. Он беспрерывно курил.