Чернобыль. История катастрофы

Доктора считали, что некоторые облученные операторы выжили чудом[1303]. Инженер-электрик Андрей Тормозин находился всего в 120 м от взорвавшегося реактора, а потом провел несколько часов в высокорадиоактивных зонах машинного зала, отключая питающие насосы и гася загоравшееся масло. Он получил дозу, которую Гуськова и другие специалисты всегда считали смертельной для бета- и гамма-радиации – почти 1000 бэр. Потом его организм не воспринял пересаженный костный мозг, Тормозин получил заражение крови и радиационный гепатит, врачи не думали, что он выживет. Однако в конце мая количество кровяных телец стало активно расти – доктора не могли найти этому объяснения, и со временем он полностью поправился.

Александр Ювченко, который слышал, как в соседних палатах затихали один за другим аппараты, поддерживавшие жизнь его друзей, весь май находился на грани смерти[1304]. Каждое утро его жена Наталья просыпалась в общежитии, боясь думать о том, что могло случиться ночью, и просила мать позвонить в больницу. Она надеялась, что тогда новости о состоянии ее мужа будут лучше. Когда у Александра отказала кроветворная функция костного мозга и врачи переливали ему кровь, Наталья бегала по городу в поисках редких и дорогих продуктов, чтобы поддержать его силы. Она передавала в палату бутерброды с черной икрой, а их приехавший друг Саша Король настаивал, чтобы вместо икры Александру давали кетчуп. Но Ювченко не мог ничего есть, его перевели на внутривенное питание.

Только в июне костный мозг Ювченко снова начал функционировать, первые лейкоциты появились в крови, и казалось, что Александр наверняка выживет[1305]. Но была и другая вероятность, что радиационные ожоги, особенно на руке и плече, никогда полностью не заживут, Хирургам приходилось регулярно оперировать Александра, удаляя гниющие черные ткани с лопатки. Мучительные открытые раны у локтя, там, где бета-частицы въелись в ткани, заставляли сомневаться, что Ювченко сможет вернуться к нормальной жизни.

Но во второй половине сентября врачи позволили ему короткое время побыть дома, в новой квартире, которую правительство предоставило его семье в ухоженном районе возле Московского государственного университета. Александр был истощен, страшно исхудал, у него развилась зависимость от наркотиков, которыми врачи пытались приглушить страшную боль его ожогов. Когда врачи хотели снять Ювченко с болеутоляющих, им пришлось заставлять его снова учиться жить самостоятельно – после недель круглосуточного ухода. война с радиацией для него не была закончена. Спустя месяцы после взрыва на руках и ногах у него продолжали проявляться новые ожоги. Его снова положили в больницу № 6.

Пока выжившие жертвы острой лучевой болезни лежали на больничных койках в Москве, эвакуированные жители Припяти оставались в подвешенном состоянии, не зная, смогут ли когда-нибудь вернуться в свои дома. На границе зоны отчуждения в городе Полесское ютились тысячи эвакуированных горожан. Оставшись без необходимых вещей и денег, они одевались во что могли, вплоть до халатов и белых комбинезонов работников АЭС[1306]. Их вера в способность водки защитить организм от радиации привела к тому, что в местном винном магазине однажды сломали двери, а за литр самогона, продававшегося с рук, могли просить 35 рублей – в Киеве столько стоил хороший коньяк. Государство пыталось предоставить эвакуированным работу и школы для их детей. В мае советский Красный Крест выдал каждому беженцу единовременное пособие – 50 рублей[1307]. В том же месяце государство выплатило еще по 200 рублей на каждого члена семьи. Пятнадцать кассиров раздали в общей сложности миллионы рублей, мешки с деньгами привозили каждое утро в Полесский горсовет под охраной вооруженных автоматами милиционеров. Но и в июне, и в июле люди все так же шли в кабинеты Припятского горсовета на Советской улице города Чернобыля с одним вопросом: «Когда я могу поехать домой?»

25 июля они получили ответ[1308]. В то утро первые автобусы с эвакуированными отправились в Припять – началась программа по возврату того, что возможно, из квартир, и получению компенсации за то, что вернуть нельзя. На пропускном пункте на границе 30-километровой зоны отчуждения им выдали хлопковые комбинезоны, бахилы, лепестковые респираторы и толстые полиэтиленовые мешки для вещей. После проверки документов на границе Припяти эвакуированным разрешили провести три-четыре часа в их покинутых жилищах, пройтись по улицам города, на которые уже намело желтого песка и трава пробивалась через трещины в белесом асфальте. В первое утро автобусы доставили 69 мужчин и женщин, потом на протяжении нескольких месяцев сотни жителей приезжали каждый день в Припять, чтобы спасти имущество из жилья.