Черное дерево

Надию не пришлось уговаривать дважды, она пила с нескрываемым наслаждением, забыв на несколько мгновений обо всем на свете. Утолив жажду, она налила немного воды себе в ладонь и ополоснула лицо.

– Как ты нашел меня?

Суданец указал на небо, в вышине кружили несколько грифов.

– Стукачи пустыни. Настолько безмозглые твари, что не могут отличить мертвого человека от спящего. Для них тот, кто не шевелится более часа – уже падаль.

Она ничего не ответила. Смотрела в ту сторону, куда ускакали всадники.

– Не позволю тебе закопать меня снова, – произнесла она наконец. – Будь что будет, но ни за что не спущусь на дно колодца. Если будет нужно, перережу себе вены.

Он внимательно взглянул на нее и улыбнулся.

– Не будь дурой, черная. Я не позволю тебе умереть. Ты будешь сидеть на дне колодца вместе со всеми. Что ты о себе возомнила? Кто ты такая, чтобы указывать мне? Ты всего лишь рабыня… Слышишь? Вонючая, грязная, черная девка, такая же вонючая, как вся твоя раса. Родилась от рабов, чтобы быть рабом, и это никаким образом не сможешь изменить ни ты, ни кто–нибудь ещё… Понятно? Никогда! Несколько лет в Париже, несколько лет обучения – ничего не значат. Ты должна свыкнуться с мыслью, что ты всего лишь рабыня, вещь, и не имеешь ни малейшего права распоряжаться своей жизнью.

– Амин был прав, – ответила она с горечью в голосе. – Нужно было прежде, чем убегать, перерезать тебе горло. Все было бы проще и мир бы освободился от такой сволочи…

Она не закончила фразу, Сулейман ударил ее по лицу, швырнув на землю, кровь заструилась из разбитого носа.

– Начинаю уставать от всех этих разговоров с тобой, черномазая, – рявкнул он. – Я научу тебя, как уважать своего хозяина, а Шейх только будет благодарен мне за это… И помни… Раз ты переспала с Амином, то стоит моим яйцам зачесаться немного, я тут же воспользуюсь тобой, а потом позволю и моим людям поразвлечься… Это им понравится.

Порывшись в своей кожаной сумке, он извлек трубку и закурил. Надия свернулась калачиком в отдалении и невозможно было определить то ли она спала, то ли молча плакала.

Время текло медленно.

Сулейман сидел скрестив ноги, медленно курил свою наргилью, лениво посматривал по сторонам, казалось, что набравшись бесконечного терпения, он решил во что бы то ни стало дождаться, пока его люди приведут сбежавшего негра.

Ближе к полуночи он перестал бродить и искать ее в темноте. Обессиленный и измученный жаждой упал на землю и сразу же уснул, но с первыми лучами солнца уже был на ногах и принялся снова искать следы.

Жажда мучила его все сильнее и сильнее. Подобрав камень с углублением, он помочился на него, подождал, пока моча остынет, и прополоскал рот. После этого пошел по большому кругу, уверенный в том, что рано или поздно пересчет линию ее следов. Когда же он наткнулся на них, с удивлением обнаружил, что шла она на север, вглубь пустыни.

– Вот дурра–то!.. – пробормотал он. – Уходит все дальше и дальше в пески.

Некоторое время он сомневался, стоит ли вообще преследовать ее, может быть лучше развернуться и идти на юг, туда, где начинается степь и где можно найти воду. Осмотрелся по сторонам, ища ориентиры, порылся в памяти и вспомнил, что в двух днях пути на север должен находиться оазис Эми–Хазааль, а еще дальше, на северо–восток, колодец Сидиэль–Нумия…

Добравшись туда, он мог подождать, пока мимо не пройдет какой–нибудь караван, присоединиться к нему и таким образом вернуться в Гереду.

Но это будет еще два дня без воды… И два дня, если он решит идти на юг.

Первый раз за все время, с момента их побега, он почувствовал страх. Пустыня была слишком огромна и могущественна даже для него, кто, не моргнув глазом, мог встретить любую опасность. Его окружала великая Сахара, а все что у него было: короткий нож и невероятная сила воли – не так уж и мало при других обстоятельствах, и не так уж и много в этих песках.

Если идти вперед, то можно было заблудиться и не найти колодец, а следовательно, умереть от жажды – смерть ужасная и медленная. Вернуться без Надии, без оружия и денег – признать поражение, что будет преследовать его всю оставшуюся жизнь, потому что после этого никакой торговец рабами не согласится доверить ему караван, зная, что он предал самого Сулеймана.

– Ладно…– пробормотал он. – Не позволю, чтобы насмехались надо мной.

И пошел по следам на север. Шел все утро, не поднимая глаз от земли. Остановился всего пару раз, когда наткнулся на нору пустынной крысы.

В первой никого не было, хоть и копал при помощи ножа яростно и так глубоко, как смог, но во второй ему повезло – он поймал двух детенышей, что неистово извивались и истошно визжали, стараясь укусить его. Он отсек обеим головы и жадно пил их кровь, а потом продолжил путь, и, пока шел, освежевал, разрезал на куски и съел сырыми.

Эта еда подкрепила его силы, и он ускорил шаг, и шел так часа два, пока вдруг не поднял голову и не разглядел вдалеке силуэт всадника.