Алек был прав. В Африке было и без того предостаточно проблем, чтобы ничего не «расследовать». Жизнь в Африке пульсировала яростно и безжалостно, стараясь мчаться вперед в том же ритме, что и в остальном «цивилизованном» мире, перепрыгивая через поколения и века прогресса, перескакивая от лука со стрелами к танкам и гаубицам, от там–тама к телевидению, от верблюда к «Конкорду». То, что проходило, то проходило без следа и окончательно и никто особенно не задумывался и не останавливался, чтобы изучить причины произошедшего – просто проехали мимо и все. Секунда без движения, рассматривая, что там осталось позади – означало потерять драгоценные мгновения и не смотреть при этом вперед, в будущее, что катило с мощью и скоростью локомотива.
В Африке люди умирают и исчезают безо всякого внимания и интереса со стороны, хотя бы потому, что в Африке большинство людей как бы и не «существует» – они нигде не зарегистрированы, у них нет паспортов, нет каких–либо документов, а иногда и обыкновенных фамилий…
Как расследовать чью–то смерть, когда о нем или о ней нет никакой информации, нигде нет их фотографий, отпечатков пальцев, даты рождения, свидетельства о браке, о разводе или смерти?
Тысячи африканцев, рассказывая о себе, могут лишь указать название родной деревни и собственного племени. Большинство не знают о том, что времена колоний прошли и что теперь они живут в независимой стране под названием Нигерия или Заир, Танзания или Тонго…
«Белые» опоздали здесь на сотни лет в своем усердии по классификации и выделении из общей массы каждого индивидуума, путем превращения его в номер в каком–нибудь списке или картотеке, что очень удобно при проведении разного рода анализов, исследований, сбора статистики, учета и составления отчетности, поскольку на это уходит всего лишь несколько минут. Собранная таким образом масса – однородная масса, состоящая из индивидуумов, откуда опытный взгляд того, кто занимается «расследованием», может одним движением извлечь подозреваемого субъекта и разложить его под своим микроскопом.
Но большая часть человеческой массы в Африке – не более, чем просто «масса», где каждое человеческое существо имело несчастье (а может быть наоборот – счастье) быть пропущенным или упущенным при формировании бюрократической системы, что давало преимущество остаться в тени и неизвестности, если он этого желал, но и одновременно влекло за собой неудобство оставаться «анонимным субъектом» даже тогда, когда он этого более не хотел.
Двадцать четыре африканца задохнулись на дне старого пересохшего колодца, где–то в Судане, и никому в голову не пришло узнать откуда они родом, остались ли у них семьи и кто засунул их туда умирать таким ужасным образом.
Алек Коллингвуд был прав: «расследование» – это слово европейское.
Р
азбудил ее слабый шорох, возникший совсем близко.И хотя солнце поднялось уже высоко, она продолжала лежать с закрытыми глазами, в надежде, что снова получится заснуть и во сне забыть про жажду, про Амина и предстоящий долгий переход через пустыню.
Она подумала, что это должно быть пробежала ящерица или песчаная крыса, но несколько камешков с сухим шорохом опять скользнули рядом с ее головой, и тогда она открыла глаза, и сердце замерло у нее в груди, и ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не закричать от ужаса.
В двадцати сантиметрах от своего лица она увидела огромные, тяжелые, покрытые густым слоем пыли ботинки.
Почувствовала, как горькие слезы навернулись на глаза, и она не смогла сдержаться и всхлипнула от чувства бессилия, от ощущения, что все усилия были напрасны и все возвращается к кошмару, от которого ей не удалось убежать. Медленно, очень медленно она подняла глаза и увидела вначале широкие и грязные штаны, затем широкий пояс, засаленную рубаху, густую бороду и наконец лицо Сулеймана Р.Ораба с ироничной ухмылкой.
– Ну–ка, Ну–ка! – воскликнул он притворно удивленным голосом. – Посмотрите, куда залетела наша голубка…
Она не выдержала, закрыла глаз и начала молча плакать.
Торговец присел рядом на корточках.
– Не плач, черная, – произнес он.– Не убивайся так. Лучше скажи спасибо, что мы нашли тебя… Ты бы умерла от жажды в этой пустыне… – она ничего не сказала, но он и не ожидал никакого ответа. – Надо же, смогла обмануть самого Амина! А ты не так проста, как казалась… – и изменившимся злым голосом, спросил резко:
– Где этот сукин сын?
Обернувшись к четырем своим охранникам, что остались сидеть в седлах на верблюдах, приказал:
– Идите и найдите его. Он где–то недалеко.
– Этот негр хорошо стреляет, – возразил один из них с недовольной физиономией. – Зачем рисковать жизнью, когда пустыня и так проглотит его?
– Вас четверо, а он один, не правда ли? К тому же он может выбраться отсюда и потом поджидать нас в Суакине, а я лишусь покоя, зная что он остался в живых… Найдите его!
И они поскакали, рассыпавшись по равнине. Сулейман встал, подошел к верблюду, вернулся с тяжелой хирбой, полной воды.
– Пей. Не хочу, чтобы ты сдохла раньше срока.