Черное дерево

Писака обошел всех верблюдов, осматривая груз, и убедился, что и в самом деле караван вез лишь куски соды с озера. Внимание его, однако, привлекло плачевное состояние животных, но по этому поводу он воздержался от каких либо комментариев. Когда он вернулся, чай был почти готов, а хаима уже стояла. Убедившись, что ни у одного из погонщиков нет в руках огнестрельного оружия, он жестом позвал Давида, приглашая присоединиться к ним, а сам сел на ковер, положив ружье рядом.

– В этом нет нужды, – караванщик указал на ружье. – Мое гостеприимство священно. Если я нарушу его, то Аллах не позволит мне войти в рай…

Испанец ничего не ответил и ружье не убрал. Подошел Давид и поприветствовал хозяина хаимы легким наклоном головы.

– Это мой друг – Давид Александер, – представил он. – Он не говорит по–арабски… Ты говоришь по–английски?

– Да, конечно! – заверил его караванщик. – Я из Судана, зовут меня Сулейман Бен–Куфра, я возвращаюсь домой в Аль–Фашер после длительного путешествия…

– Да, и в самом деле длительное, – ответил Писака. – Твои верблюды пребывают в плохом состоянии…

– Все из–за засухи – настоящее бедствие для Африки, – подтвердил Сулейман. – Много замечательных животных погибло или превратились в это жалкое зрелище… – он сокрушенно вздохнул. – Не принадлежишь ли ты, случайно, к таинственной армии «Черное Дерево»?

– Я – да, а вот мой товарищ – нет, – Писака внимательно следил за суданцем. – Мой товарищ ищет свою жену, молодую женщину, похищенную работорговцами в Камеруне… Ничего не слыхал про это?

Давид мог бы поклясться, что удивление промелькнуло во взгляде Сулеймана, но тот опустил глаза, твердой рукой взял чайник и начал разливать чай по стаканам с совершенно безучастным видом.

Закончив, он спокойно поставил чайник на поднос, поднял глаза и спросил ровным голосом:

– А почему вы решили, что я могу знать? Я купец и никогда не водился с работорговцами.

– То был обыкновенный вопрос, – Писака пригубил горячий чай. – Мой друг обещал хорошо заплатить тому, кто вернет его жену… – он обернулся к Давиду. – Не правда ли?

Давид молча кивнул, сделал глоток и потом озвучил цифру:

– Восемьдесят тысяч долларов.

Наступила неловкая пауза, когда сказанная сумма буквально переполнила внутреннее пространство хаимы.

– Это все, что у меня имеется, – добавил он.

Рука Сулеймана Р. Ораба, он же Сулейман Бен–Куфра, дрогнула очевидным образом, когда он услышал сумму.

– Восемьдесят тысяч? – недоверчиво переспросил он. – Сильно, должно быть, ты любишь свою жену…

– Очень…–согласился Давид. – Скажи мне… Как–нибудь можешь помочь найти ее?

– Эти восемьдесят тысяч – больше, чем сможешь заработать за десять лет, торгуя в пустыне, – напомнил Писака.

– Да, это значительно больше, – согласился торговец. – Но, к сожалению, не представляю, как смогу заработать эти деньги… – замолчал, задумчиво рассматривая стакан с недопитым чаем, затем продолжил. – Но в любом случае поговорю с моими людьми, может быть кто–то из них слышал про торговцев рабами… Как зовут твою жену?

– Ее зовут Надия, ей двадцать лет и она ашанти.

Суданец встал и направился к выходу.

– Возможно, этого будет достаточно.

Позвал своих людей, и они ушли в конец каравана.

Давид обернулся к испанцу и спросил:

– Думаешь, мы правильно поступили?

– Надеюсь, что да. Это большие деньги и заметно, что он разволновался. Больше, чем ему заплатит любой покупатель. Если она у него, то найдет способ прийти к соглашению… Вернется и скажет, что один из его людей знаком с неким типом, а его двоюродный брат, в свою очередь, знает…– после этих слов сделал рукой широкий жест. – Если предложит себя в качестве посредника, то мы на верном пути…

– Да поможет нам Господь!

– А есть ли у тебя эти деньги?

– Смогу собрать… Коллингвуд предложил занять у него, если понадобится, а дней через пятнадцать все верну.

– У него денег предостаточно. По этому поводу можешь не беспокоиться.

Он замолчал. Торговец вернулся один с видом задумчивым и озабоченным. Все–таки, восемьдесят тысяч долларов – сумма большая, очень большая, способная подвинуть его совершить какую–нибудь глупость, и, чтобы все хорошенько обдумать, он попросил разрешения посовещаться со своими людьми. Восемьдесят тысяч в обмен за ту, за которую ожидал получить не больше двадцати тысяч и безо всякого риска. Восемьдесят тысяч! – более чем достаточно, чтобы уйти на покой и не о чем более не волноваться. Но тут ему припомнились слова Амина:

«Она слишком много знает про нас… И где мы сможем отсидеться в безопасности, если донесет на нас?»

Тот негр был прав: слишком много смертей вокруг нее. Если Надия расскажет, что знает о Сулеймане Р. Орабе, то его будут искать даже на краю света, назначат цену за его голову, сотрут с лица земли его дом в Суакине и никогда уж он не сможет ни спать, ни есть спокойно.

Войдя в хаиму, он грустно улыбнулся своим гостям, сел и печально покачал головой:

– Сожалею, но никто из них не представляет каким образом можно связаться с работорговцами.

– Уверен?

– Смог бы хорошо заработать, выступив в качестве посредника.

Он с уверенностью отрицательно покачал головой.