Черное дерево

– Мои принципы не позволяют ни принять участие в подобной сделке, ни принять в качестве вознаграждения хотя бы цент из тех денег, – произнес он с гордым видом. – Единственно о чем сожалею, так это то, что не могу ничем помочь.

На этом разговор был закончен, и они распрощались. Писака взял своего верблюда под уздцы и проводил Давида до того места, где он оставил джип. Стоя там, они наблюдали, как погонщики сложили хаиму и начали готовить караван к переходу.

Испанец задумчиво кусал нижнюю губу.

– Странно, очень странно… – пробормотал он. – Первый раз в жизни вижу, чтобы купец–суданец отказался от возможности заработать деньги, выступив посредником… – он в упор взглянул на Давида. – Что скажешь?

– Я не знаю этих людей…

– Все они жулики… – уверенно заявил и опять принялся задумчиво кусать свою нижнюю губу. – Могу поклясться, что он что–то знает. Возможно, более чем достаточно…

– А почему тогда отказался стать посредником?

– Это–то меня и беспокоит…

Караван поднялся и медленно побрел по пескам. Поравнявшись с ними Сулейман на прощание махнул им рукой со своего верблюда и, не оборачиваясь более, пошел следом.

Давид обернулся к Писаке.

– И что будем делать теперь? – спросил он.

– Продолжать наблюдать, что и делали до этого, но смотреть и слушать еще более внимательно, чем до этого. Но думаю, что тут где–то зарыли кота. Уверен, без кота здесь не обошлось.

– Не понял… какого–такого кота?

– Это у нас говорят так. Означает что дело с душком, не такое ясное, как кажется с первого взгляда, – и принялся яростно жевать мизинец на левой руке. – Ты только посмотри на этих верблюдов! Самые вшивые и тощие из тех, каких я видел в своей жизни. Больше подходят какому–нибудь умирающему с голоду торговцу содой.

Порывшись в карманах, извлек пачку сигарет и предложил Давиду, но тот, понюхав, отказался, сморщив нос.

– Что это? – подозрительно спросил он. – Марихуана?

– Какая марихуана?! Ты что? «Корона» – самый лучший черный табак с Канарских островов. Будет правильно, если вернешься на свой пост, а я здесь останусь.

– Зачем?

– Кто–то должен предупредить остальных, если появится второй караван. И у меня опыта больше.

– Хотел бы остаться с тобой.

– Тогда никого не будет на твоем посту и никто не будет следить за местностью с той точки. А завтра рано утром поедешь в оазис и предупредишь Миранду. Она, в свою очередь, скажет Алеку, а он уже решит, что и как делать. Сейчас тебе лучше уехать. Не поторопишься и ночь застанет в дороге.

Давид забрался в джип, и, пожелав друг другу удачи, он поехал по своим же следам на север. Писака смотрел, как пыль клубилась следом за удаляющейся машиной, затем, прикинув, сколько светлого времени осталось в его распоряжении, расседлал своего «Марбелью».

– Иди, найди себе что–нибудь пожевать, но далеко не уходи, – обратился он к верблюду. – Возможно, ты скоро понадобишься мне.

Стреножив животное, он оставил его бродить вокруг, а сам принялся чистить и проверять свое ружье с оптическим прицелом.

Луна поднялась высоко в небе и осветила человека, спящего на песке в обнимку со своим ружьем, и еще одну тень, что беззвучно подкрадывалась к нему в ночной тишине.

Рядом с колодцем громко пели две жабы.

Тень продвигалась вперед медленно, замирая чуть ли не через каждый метр и прислушиваясь к происходящему вокруг, когда жабы переставали издавать звуки.

Человек под одеялом громко захрапел, повернулся на другой бок.

Тень остановилась, выждала несколько секунд прежде, чем сделать новый шаг.

Луна изливала на землю потоки холодного, призрачного света.

Жабы запели снова.

Человек, шедший в ночи, приблизился к спящему, наклонился и протянул руку к его лицу, но так и замер с вытянутой рукой, испугавшись, нацеленного ему между глаз, револьвера.

В течение нескольких секунд «беллах» Йюба и Марио дель Корсо смотрели молча друг на друга.

– Что ищем? – шепотом поинтересовался итальянец.

Негр предостерегающе поднес палец к губам.

– Тихо! – прошипел он.– Зеда, как феник – спит, но все слышит. Нужно поговорить.

И жестом показал, чтобы итальянец следовал за ним.

Марио взял винтовку и, пригнувшись, пошел следом, стараясь ступать бесшумно. Метров через сто от дома они остановились в зарослях колючего кустарника.

– Что происходит? – нервно спросил он.

Июба показал пальцем вниз, на землю под ногами и сказал:

– Здесь похоронены твои друзья. Оба.

Марио чуть было не застонал от острой боли, пронзившей все его тело, словно кто–то воткнул ему в живот гумию и поворачивал там, накручивая кишки на лезвие.

– Нет! Не может быть.

Негр стоял рядом и молчал, наблюдая, как итальянец пытался успокоиться, как две слезы скользнули из его глаз и он смахнул их рукавом рубахи.

– Почему? Кто это сделал?

«Беллах» неопределенно пожал плечами.

– Приехали, когда у моего хозяина были гости и полный подвал рабов. Потом прозвучали выстрелы, и, когда я прибежал, они уже были мертвы.

– Была ли среди рабов девушка? Ашанти.

– Да… Я слышал, что она стоит целое состояние.

Марио дель Корсо замолчал. Перед его мысленным взором встало веселое лицо Размана, он вспомнил, как они часами беседовали с Таггартом, сидя у костра.