Черное и белое

Я вышел из реки и побрел к кукурузному полю, наломал зеленых кукурузных початков, развел костер, спички и нож, всегда были со мной, — так учили наставники, и запек початки на углях. Мне казалось, что ничего вкуснее я не ел. Но радовался я недолго, по дыму от костра меня быстро нашли и привели домой. Как только я переступил порог дома, я вдруг понял, что хочу жить так, как я прожил эти сутки, и что я не хочу убивать «других», а точнее — никого не хочу убивать. Наставники внушали мне, что мы сильный народ и наше государство лучшее, а вождь наш непогрешим. И поэтому лучший народ должен иметь для жизни лучшие места на земле. А слабые народы нужно подвинуть, запугать и использовать, как работников, потому что места под солнцем всем не хватит.

— Какая лицемерная болтовня, — не выдержал Алекс, внимательно, не прерывая того, слушавший незнакомца. — Какой бред, — продолжал возмущаться он. — Бред дикарей и, что удивительно, высоко цивилизованных дикарей! И эти дикари думают, что мощь дает их народу только права, а простые смертные не имеют никакого права… Дикари, они не понимают, что сила дает только дополнительные обязанности. Вот и все! И никакой себялюбивой замкнутости… Не уничтожать, а просвещать и поднимать отсталых, исцелять больных и накормить голодных — вот истинная миссия сильных народов. Об этом мне поведал наставник воинов Света, — Алекс возбужденно прошелся из стороны в сторону и добавил: — Тебя воспитали во лжи. Ты осознал это?

— О, да! Все было ложью! Эта ложь — одно из отвратительных предательств. Я им верил безоговорочно, но они поступили со мной так же, как и с моими кроликами, они безжалостно воспользовались мною в своих интересах — всего лишь извлекли мелкую, ничтожную выгоду! В масштабах страны… да что там страны! — в масштабах нашего селения она не стоила ничего. Мои наставники лишь еще раз проверили на мне свои методы воспитания и с умилением выяснили степень моей самоотрешенности в угоду их интересам. О, а если бы я отрекся от всего и просто осмелился жить так, как мечтал — это было бы равносильно преступлению, — незнакомец криво улыбнулся, запрокинул голову и с темным зловещим весельем рассмеялся. — О, тогда моя участь была бы печальна и страшна одновременно! И никакого будущего. Ничего.

— О чем ты мечтал? — тихо спросил Алекс.

— Жить на Земле, — прозаически ответил незнакомец и, вздохнув полной грудью, добавил: — Да просто дышать освежающим ветром где-нибудь у реки, чтобы рядом жили кошка, собака, может, еще кто-то… не знаю. Чтобы был дом, поле, солнце и тишина… лишь звуки природы. Не переношу громких криков людей… да и животных тоже. Я хочу быть лишь сыном Земли, другом ее зверей, птиц, травы… Я хочу говорить с ветром, солнцем, с морским прибоем, и я точно знаю — они отзовутся любовью и дружбой. Я знаю. Я испытал это. И не однажды… Я взрослел и все чаще и чаще убегал из дому, жил наедине с природой и чувствовал эту любовь и дружбу. Меня находили, наказывали и держали взаперти. Но я убегал! — радостно воскликнул незнакомец.

— А я был биороботом, точнее я так думал долгое время, будучи человеком. Мне запрещалось мечтать, видеть сны, любить кого-то! Иначе — утилизация…

— Что это такое? — спросил незнакомец.

— Не знаю, — пожал плечами Алекс, — но в чем я уверен точно — после этой утилизации еще никто не вернулся.

— Их убивали?

— Не уверен. Но меня тошнит от всякого насилия и подавления чужой доброй воли. Я полюбил дружелюбие и радость после того, как однажды побывал в высших мирах.