Черное колесо. Часть 1. История двух семеек

Относительно востребованности своей специальности Владимир Яковлевич не ошибся – взрыв мостов в гражданскую войну был излюбленным методом отрыва от наседавших отрядов противника, поэтому работы хватало и в промежутках между боевыми действиями, и несколько лет после их окончания. В середине двадцатых Крюгер, измученный постоянными длительными командировками и разлуками с молодой женой, принял предложение Самарского индустриального института перейти на постоянную работу, на более спокойную, как тогда казалось, должность профессора и заведующего кафедрой. Анна Ивановна немало способствовала принятию этого решения. Нельзя сказать, что её жизнь в эти годы была пуста и неинтересна, как это представлялось новому, выходящему на авансцену поколению, не мыслящему жизнь без подвига или хотя бы без постоянной работы на благо Родины. Анна Ивановна прекрасно обходилась без этих атрибутов новой жизни, тем более что времени и так катастрофически не хватало. Не считая частых, в среднем раз в год переездов на новую квартиру и связанных с этим хлопот по устройству на новом месте, были ещё встречи с многочисленными приятельницами, посещение синематографа, чуть ли не ежедневных поэтических вечеров и шедших чередой художественных выставок, где быстротечное лето русского авангарда щедро одаривало необычными и прекрасными цветами.

Но с годами стала накапливаться какая-то неудовлетворенность и усталость от всей этой суеты, да и возраст давал себя знать – скоро тридцать, немало по тем временам. Разобравшись в своих чувствах и посоветовавшись с ближайшими подругами, Анна Ивановна чётко установила, чего ей не хватает – ребёнка. Нет, конечно, мысль о ребёнке была не нова, она вспыхнула сразу же, когда Крюгер сделал ей официальное предложение и Анна Ивановна осознала, что ничего более прекрасного и желанного она в своей жизни ещё не слышала. Но по зрелому размышлению молодые супруги пришли к выводу, что заводить ребёнка в тех условиях было, по меньшей мере, безответственно – это низшие классы могут себе позволить плодиться, как получится, не задумываясь о том, будет ли завтра у их детей крыша над головой и кусок хлеба. (Надо заметить, что Анна Ивановна совершенно искренне забыла о своем плебейском происхождении, считая, что гимназическое образование подняло её в среду интеллигенции, а замужество за дипломированным инженером лишь укрепило её в этом мнении. Соответственно и отношение её к пролетариату и крестьянству было типичным для русской интеллигенции: с одной стороны, «они такие же люди, как мы», а, с другой…. смотри выше.)

Ожидание благоприятных обстоятельств несколько затянулось, но к двадцать шестому году всё сложилось: и тоска Анны Ивановны, и кафедра Владимира Яковлевича, и осознание того прискорбного факта, что новая власть всерьёз и надолго. Но возникло новое осложнение: оказалось, что не всё так просто, что некоторые вещи не подчиняются голосу рассудка и что жизнь согласно принципу «как получится» или, как говорили в былые времена, «как Бог даст», имеет если не преимущество, то право на существование. Целый год Анна Ивановна мучила себя ожиданиями и терзаниями, извела Владимира Яковлевича чуть ли не ежедневными постельными упражнениями, но так и не добилась результата. Дело дошло до самых мрачных предположений, и лишь когда был согласован день визита к врачу, Анна Ивановна почувствовала: да, свершилось. В последний год жизни она призналась, опять-таки внуку, уже студенту, в том, о чём никогда не говорила мужу и сыну: за месяц до знаменательного события она по совету одной из своих знакомых, немолодой уже дамы, сходила в церковь и поставила свечку перед иконой. «За сорок пять лет после этого ни разу в церкви не была, а сейчас думаю, а вдруг Он есть? – сказала Анна Ивановна и добавила: – Ты уж живи так, чтобы не гневить Его, а как умру, поставь где-нибудь, осторожно, свечку на помин моей души, может быть, нам и зачтётся».