Рождение драгоценного дитяти, торжественно и несколько неразумно наречённого Рихардом, на некоторое время смирило необузданную энергию Анны Ивановны. Но уже через несколько месяцев, когда притупились первые страхи и иссякли естественные, самые простые и приятные, как стало понятно позже, материнские хлопоты, Анна Ивановна, глядя на посапывающего в колыбельке сына, начала задумываться о будущем. Время для всестороннего развития несомненно гениального ребёнка ещё не пришло, поэтому Анна Ивановна озаботилась более земной проблемой – строительством крыши над головой. Было бы явным преувеличением сказать, что Крюгеры ютились по углам, но об отдельной квартире, а уж тем более об отдельной детской комнате не приходилось даже и мечтать. С момента Великой Революции, как незадолго до рождения Рихарда стали официально именовать октябрьский переворот, и окончания победоносной гражданской войны в Самаре, как, впрочем, и по всей России, не было построено ни одного дома. Единомоментное решение жилищных проблем победившего пролетариата путём экспроприации собственности господствовавших ранее классов и максимального уплотнения квартир их прислужников – врачей, учителей, инженеров и прочего нетрудящегося элемента – давно исчерпало себя, так что даже стремительно увеличивающийся авангард пролетариата вынужден был прозябать в специальных общежитиях, в которые переделали ненужные при социализме гостиницы.
Только Анне Ивановне, бесконечно далёкой от реальной жизни, могла прийти в голову мысль начать в этих условиях строительство частного дома.
– Какой частный дом?! – в притворном ужасе схватился за голову Владимир Яковлевич, когда жена первый раз изложила ему выношенную идею. – Конечно же, кооперативный, не дом, а символ новой коммунистической кооперации, не имеющей ничего общего с выброшенной на свалку истории капиталистической кооперацией. У меня и название есть подходящее – «Кооператив красной профессуры „Красный строитель“».
– Не слишком ли много красного? – совершенно серьёзно спросила Анна Ивановна, не обращая внимания на иронический тон мужа.
– Кашу маслом не испортишь. У них не до всех с первого раза доходит.
Зря смеялся Владимир Яковлевич, полагая, что всё это лишь очередная блажь супруги, которая сама собой сойдёт на нет при столкновении с суровой действительностью. Пусть другие, умудрённые жизнью, скрупулёзно подсчитывают шансы и безнадёжно опускают руки – Анна Ивановна уже наметила цель, взяла разбег и с неотвратимостью носорога двинулась вперёд.
Начала она со своих товарок по цеху профессорских жен. Все они были в одинаковом положении: не успели ещё забыть о том, как жили до, равно страдали от недостатка квадратных метров и избытка свободного времени, которое они отныне посвятили детальному обсуждения своих планов и подготовке к вечерним атакам на супругов. Вскоре шестнадцать мужчин-камикадзе, полных самых мрачных предчувствий, поставили свои подписи под прошением в исполнительный комитет городского совета рабочих и крестьянских депутатов о разрешении на создание кооператива «Красный строитель» и строительство шестнадцатиквартирного каменного дома. Не прошло и двух лет, как разрешение было получено.
Нашлось и место, тихое и уютное, на Соборной улице, впрочем, уже давно переименованной в Кооперативную. Буквально в пятидесяти метрах от дома начинался большой архиерейский сад, в центре которого золотились маковки кафедрального собора. Он был уже приговорён и распят на прибитых к дверям крест-накрест досках, но сад, утопающий в сирени и акациях, ещё радовал жителей города. Вокруг выделенного участка на той же стороне улицы стояли похожий на теремок особняк архиерея и два больших по самарским меркам здания – архиерейские службы и семинария. С другой же стороны улицы тесно лепились маленькие, в два этажа деревянные домишки, бывший рай мещан и небогатых купцов. А поверх этих домов раскрывался вид на Волгу со снующими по ней пароходами и на низкое и оттого кажущееся очень далёким Заволжье, над которым каждый вечер разыгрывалась фантасмагория заката.
Всем было хорошо выделенное место, если бы не одна мелочь, которой, правда, прогрессивно мыслящие члены кооператива «Красный строитель» не придали тогда большого значения, – место это было церковным кладбищем. Посему, когда начали рыть фундамент, вся площадка была оцеплена огэпэушниками, пристально следившими, чтобы весь изымаемый грунт был тщательно просеян и распределён на кучки: землю в одну сторону, кости в другую, а кольца, кресты и прочее народное достояние – на разостланную рядом застиранную простыню. Окрестные старухи образовали как бы второй ряд оцепления и, не обращая внимания на крики и тычки охраны, лишь истово крестились и приговаривали: «Ох, грех, грех! Не к добру – дом на костях».